слова требует любви,

иначе в слове иссякает сила.

Но неужели твоя мама промолчала

о том, как…? Нет, не будем о печальном.

Когда-нибудь я расскажу об этом, но не сейчас.

Любовь. Какая радость от её богатства!

Какая лёгкость! Можно в пляс

пускаться.

Лишь ангелы без тел и пола

умеют полностью друг в друге растворяться.

Что внешность? – форма, под которой души – го́лы.

Исабель:

Я слышала, влюблённых ангелов слиянье

родит другого, ближе к Богу, чем они.

Малколам:

Да, это так. Когда бы мы сияния

свои перемешали,

пронзив огни

друг друга гармоничными лучами

света,

из нас возникло б существо при этом

на степень выше,

ближе

к Создателю, чем мы сейчас с тобой.

Так дерево вершиной над плющами

растёт, там суть его является иной.

Быть может, мы с тобой соединимся,

но не сегодня, не сейчас, не тут.

Я смутно чувствую, что скоро породнимся,

настанет миг, когда нас позовут.

Часть четвертая

I.

Бард:

Планета. Низший мир. Пещера. Тьма.

В пустом пространстве плоский камень,

похожий на алтарь. Пещеры свод имеет щель.

Через неё тесьма

желтеющего света падает на нечто,

что на поверхности плиты.

В структурной раме

собрана модель

звезды.

У края как бы алтаря

стоит фигура в форме человека.

То Загадор. Глаза горят

чуть красноватым блёклым

светом, модель на пьедестале освещая

там, где она темнее.

Он двигает руками, как-то неявно

перемещая

стенки, устройство делая плотнее.

Вспыхивая, звезда приподнимается над камнем

и зависает, медленно вращаясь.

Загадор:

Ну вот, маяк – магнит готов,

настроенный на Землю по её физическим константам

и на Адели ангельскую душу.

Едва она кого-то пожалеет вновь

или ещё чем ангельскую сущность

свою проявит,

так мой маяк её притянет

прямо в наши кущи,

ко мне обратно.

Я с нетерпеньем жду с ней нашей встречи.

Кто знает? Может быть, ещё не вечер,

и наши сущности

друг с другом совместимы?

Она мне до сих пор мила.

Когда бы купидона выстрел – мимо,

то не случилась бы её любовь со смертным.

Тогда, когда Адель ещё была

вся в ужасе от перехода через измеренья,

как птица, сброшенная с неба ветром.

Но скоро буду знать. О знанье – страха торжество!

Себя мне посвятить храненью Уравненья,

Или получим свыше разрешенье

с любимой в высшее соединиться существо?

II.

Бард:

Дом престарелых. Общий зал.

Столы, цветные стулья,

безвкусное, экономичное убранство.

Большой экран на стенке. Сериал.

Субтитры, не успеть прочесть, как промелькнули.

Старики, старушки. Иные вяжут, у других глаза

лишь пялятся в пространство.

Рая:

Как жаль Марленочку, не дожила.

Адель, сестричка – умница. Её питьё работает чудесно.

Без шума так, тихонечко, взяла,

соорудила нам коктейль и этим пресным

своим напитком напоила быстро

нас всех, в глаза глядя при этом.

Не знаю, право, что нам больше помогло —

её раствор, чуть подогретый

на кухне, иль взгляд её лучистый.

Но в теле всё теперь легко,

и мысли в голове опять логичны, бы́стры.

Моше́:

Всё так. Нет больше вируса

у нас в Дому.

Он отступил от наших стариков,

как будто сдался.

Конец ему.

Но жаль, она не вылечила дряхлость

перед исчезновеньем. Давай без дураков,

что возраст для её таланта? – это малость.

Но вот уж месяц, как она не появлялась

в моих хоромах.

Рая:

Моше, я знала, ты – не промах!

Но шутки прочь.

Она исчезла на моих глазах.

Не так задолго

до того, как эти вот полотна

её возлюбленный принес и тут развесил,

сказав, что он смотреть на них не может.

Особенный же страх,

почти животный,

в нём вызывал вон тот портрет

над спинкой кресла

из красной кожи

в общем холле.

Испанка нарисована там, что ли?

Но как дрожит её лицо, как будто треплет

ветер кончики волос. Она вполоборота

следит за зрителем

и, кажется, моргает, как живая.

Моше́:

Ты стала мнительная,

Рая.

Воображаешь чёрте-что. Мне неохота

говорить про старческие бредни.

Ты лучше расскажи мне про Адель. Намедни

слушал я медбрата

с медсестрою.

Они болтали там, где вход в мою палату

в коридоре.

Я не расслышал полностью всего,

но понял так, она кого-то

там жалела, обнимала, как вдруг упала,

зажёгшись странным светом изнутри,

и тело сразу недвижимо стало.

Её трясли,

реанимировать пытались,

но всё напрасно.

Рая:

Я там была. Адель меня кормила

хлебом с маслом.

Я ей сказала, что мне больно было,

с трудом с постели встала

я с утра.

Она тогда умыла

руки. Подожда́ла,

чтоб доктора

ушли в свои покои-кабинеты.

Взяла

меня за плечи и при этом

взглянула мне в глаза.

Смотря куда-то внутрь глубоко,

она рукою провела вдоль живота,

потом назад

к спине, и боль прошла.

Мне стало вдруг легко.

Я рот открыла, чтоб благодарить,

как вдруг Адель вся вспыхнула цветами фейерверка.

И из неё вдруг протянулась видимая нить,

нет, скорее, лента, кверху

к потолку, насквозь. Потом пропала.