Владивосток расположился на одной широте с Владикавказом, и всего на три четвертых минуты севернее Ниццы. А климат был так себе… В августе город накрывали жара и дожди, случались и ураганы. В январе донимали сильные северные ветра. Зима 1913 года выдалась бесснежная и морозная. Золотой Рог, как и полагалось, замерз, но лед сковал и выходы из бухты. Портовый ледокол «Надежный» не мог его пробить. В результате пароходы не имели возможности подойти к Эгершельду. Огромные склады были доверху набиты мукой, лесом, а еще шкурками монгольских бобров, приготовленными на экспорт. Ледоколы морского ведомства «Таймыр» и «Вайгач» стояли у стенки без дела — адмиралы не желали помочь торговцам. Городская управа умоляла их бросить суда на борьбу со льдами. В качестве главного борца предлагали кандидатуру полковника Чихачева, бывшего капитана «Надежного», а теперь начальника землечерпательного каравана, человека опытного и распорядительного. Но важные люди с черными орлами на золотых погонах только кривились…

Население города перевалило за сто тысяч, но половину составляли туземцы. На сто мужчин приходилось лишь тридцать шесть женщин. От этого проституция цвела пышным цветом. Здесь тоже имелась своя специфика. На официальном учете в полиции состояли тридцать две китаянки, семьдесят девять русских — и почти пятьсот японок. В нелегальной проституции перевес имели китаянки. Они не ходили на осмотры во врачебно-полицейский комитет, почти все были больны сифилисом и активно заражали неразборчивых клиентов.

Новой и весьма тревожной особенностью Владивостока в конце 1912-го — начале 1913 года было существенное уменьшение числа ходей. Родина приказала им вернуться. Из-за связей России с Внешней Монголией война между двумя гигантами казалась вполне реальной. Ее ждали к весне, когда удобнее всего начать боевые действия. В Поднебесной проживало полмиллиарда человек! Они любую армию могли шапками закидать… Цицикарские власти купили у Японии пятнадцать тысяч русских трехлинеек из числа трофеев минувшей войны и начали стягивать к границам войска. У владивостокцев появились непривычные проблемы с дефицитом рабочих рук. Например, в городе начались перебои с питьевой водой. Ее брали из Первой речки, и запасов едва хватало на нужды крепости и железной дороги. Традиционно воду развозили и продавали обывателям китайцы, беря от десяти до двадцати пяти копеек за ведро. Вдруг водоносов стало так мало, что впору помереть от жажды! А без аш-два-о никак, она необходима ежедневно. Городская управа давно мусолила вопрос с прокладкой водопровода из дальних пригородов, но все сводилось к говорильне. А владелец колодца во дворе театра «Золотой Рог» на продаже питьевой воды заработал в 1912 году шесть тысяч рублей!

Во Владивостоке перестало хватать дворников, лакеев, поденщиков… Оживились корейцы и попробовали занять освободившиеся вакансии. Но наниматели не хотели иметь с ними дело. А шесть тысяч живших здесь японцев, при всем их трудолюбии, не могли заменить двадцать пять тысяч уехавших китайцев. Весной ожидали приезда русских рабочих из центральных губерний. За летние месяцы минувшего года они заработали и отослали домой через почтовые учреждения пять миллионов рублей — колоссальные деньги… Но до весны еще надо было дожить.

Война войной — то ли она будет, то ли нет, а жизнь шла своим чередом. Новый год требовал развлечений. В электротеатре Ганина показывали пьеску «Скандалини приговорен к женитьбе». В иллюзионе «Мира» на Мальцевском базаре шли еще более скабрезные постановки: «Глупышкин — защитник невинности» и «Телефон все видит». А в ресторан «Лондон» приехал «Оркестр красавиц» из девяти разбитных музыкантш.

Предприниматель Игони залил льдом каток рядом с Адмиральской пристанью, который сразу стал популярным местом. Электрическое освещение, прокат коньков, горячий чай в теплушке. Вечером там тайно наливали и водку. Любители катка основали «Первый Владивостокский хоккейный клуб» и провели несколько матчей, имея в каждой команде по семь игроков.

Косяком шли преступления: жулики трудились без отдыха. Из дома Радомысльского на Светланской похитили шестнадцать ящиков игральных карт. В Пушкинском театре у начальника Сибирской железной дороги умыкнули шубу стоимостью пятьсот рублей. Служащий городской управы целый год воровал в санитарном отделе марки на микроскопические исследования мяса и на убой скота; нагрел бюджет на восемь с половиной тысяч. А фельдшерский ученик, стрелок Одиннадцатого полка, служащий при гарнизонном лазарете, дезертировал, прихватив с собой три микроскопа общей стоимостью полторы тысячи. Зачем они ученику?

Были преступления похлеще. В крепости расстреляли унтер-офицера Фирсова, убившего полуротного командира поручика Родионова. В особом присутствии Владивостокского военно-окружного суда началось слушание дела начальника инженеров Приамурского военного округа генерал-лейтенанта Базилевского. Он обвинялся в подлогах и преступлениях по должности, соучастником прокурор назвал подрядчика Сушкова.

Полиция сбивалась с ног. В Петропавловске ограбили казначейство и унесли двести шестьдесят одну тысячу рублей. Было доподлинно известно, что деньги спрятали во Владивостоке, но найти их не удавалось. Добавляли хлопот краснобородые[54]. Из-за холодов они пришли в город и встали на зимние квартиры. Самые глупые тут же, где жили, начали резать людей. На Северном проспекте они убили хозяина мелочной лавки Чахладзе. А на другой день напали на винно-бакалейную лавку Иолтуховского-Скоропись в Куперовской пади, ранив трех человек. Кинжальщиков быстро поймали. Вскоре в Рабочей слободке, на участке против дома Налетова один из гостей впустил ночью в китайскую фанзу целую шайку. Хунхузы зарубили топорами пять манз, обчистили дом и скрылись. Этих негодяев изловить не удалось.

Те, что поумнее, промышляли на железной дороге. Садились в купе как обычные пассажиры, а на полпути вынимали револьверы и обирали попутчиков. После чего быстро пересаживались на встречный поезд и уезжали или во Владивосток, или в Харбин. Полиция никак не могла поймать ловкачей, и для охраны почтовых поездов[55] пришлось привлекать армию. Вошли в моду и нападения конных банд, с перестрелками и жертвами. В Маньчжурии и Уссурийском крае развился новый промысел: особые страховые компании брали на себя охрану грузов. Купец платил им, они покупали у хунхузов особые охранные значки, которыми и метили караван. Такие возы не трогали, и они благополучно проезжали опасные районы.

Ранний рекостав спутал карты рыболовным промыслам и поставил рынок с ног на голову. Караваны с уловом застряли на всех пристанях в низовьях Амура — в Вятском, Троицком, Мариинском, Николаевске. В результате в Одессе кэта николаевского засола стоила шесть копеек фунт, а во Владивостоке — десять; икра на Черном море шла по тридцать копеек за фунт, а на Японском просили все сорок…

А тут еще кто-то отрезал головы китайцам, и его до сих пор не могли поймать.

В крещенский сочельник[56] Лыков собрал совещание. Кабинет предоставил начальник 3-го отделения Приморского областного правления[57] надворный советник Жуковский-Жук. Кроме двух питерцев, присутствовали полицмейстер Лединг, начальник сыскного отделения Мартынов, заведующий контрразведывательным пунктом поручик Насников, начальник охранного отделения ротмистр Лалевич, командир крепостной жандармской команды подполковник Васильев и начальник ЖПУ[58] Уссурийской железной дороги полковник Меранвиль де Сент-Клер.