Сдавать плоды усердных трудов было всегда волнительно, каждый раз особенный. Но первые эмоции заказчика стоили бессонных ночей, срывов и выкуренных сигарет. Сэмюэл с открытым ртом и распахнутыми глазами осматривал стену.

Все-таки я сложил правильный портрет недавно разбогатевшего любителя роскоши, приехавшего в свои шестьдесят в место покоя и силы. Попал в точку, сделав первоначальную задумку вдвое масштабнее. Особенно в условиях неограниченного бюджета.

Мы простояли молча минут пятнадцать, прежде чем я решился заговорить.

— Мне нужен ваш человек, чтобы помочь с доставкой в Россию важной вещи, — произнес на английском. — Я бы не смел просить, но физически не справлюсь.

Глаза Сэмюэла опасно блеснули.

— Это то, о чем я думаю, да?

Он кивнул в сторону накрытого простыней барельефа, над которым я трудился с тех пор, как впервые встретил голубку.

— Я тут имел наглость заглянуть, пока вас не было, — он начинал хитрить, мне не нравилось. — Готов заплатить двойную цену пегаса.

— Это глупо, — отшутился я. — Вы меня переоцениваете. Это слишком большая сумма.

— Так продайте за меньшую, — рассмеялся Сэмюэл.

Хороший он был бизнесмен, но я знал, о чем говорю.

— Она не продается.

— У всего есть цена.

— Нет, это набросок.

— Но ваши руки все превращают в золото.

— Можете сколько угодно распыляться в комплиментах, я решение не изменю. Зима не продается, — для убедительности повысил голос.

— Ладно-ладно, не шумите, — он поднял руки вверх, — у меня есть потрясающий пегас и… облака.

Сэмюэл оценил широкий размах.

— Я рассчитывал на вашу помощь, — напомнил ему, улыбаясь.

— Хорошо, — согласился он, — получите расчет и найдете Стивена из охраны. Я его предупрежу. Он в вашем распоряжении.

— Благодарю.

Сэмюэл достал из бара бутылку виски и разлил по стаканам. Пить желания не было, но я знал, что отказываться не стоит.

— Э-эй! — Из соседних комнат донесся женский смех и английская речь. — Ау! Мы устали ждать и идем искать тебя!

Кому-то сегодня не придется скучать.

Мужчина отпил виски и снова повернулся ко мне.

— Присоединитесь к нам? Можем отметить с дамами.

Предложение ничего кроме неприятия не вызывало.

— Спасибо, но я откажусь.

Я очень надеялся, что вымотался и усну хотя бы на пару часов перед отлетом.

— Эх, и что же мне одному с ними делать.

Сэмюэл усмехнулся, явно напрашиваясь на лесть. Я подмигнул ему.

— Думаю, вы что-нибудь придумаете.

Сон мой, навсегда забрала сон мой девочка, которая любила танцевать в темноте.

tritia— Сон мой

Вздрогнул от удара. С трудом разлепил веки и посмотрел в иллюминатор — самолет приземлился. Уснул все же на десять минут. Теперь мой сон был таким — непостоянным, обрывистым, внезапным. Мы и раньше не сильно ладили, а сейчас, кажется, и вовсе существовали на разных полюсах.

И крепкий виски, которым угостил Сэмюэл, не помог: я не сомкнул до рассвета глаз. Много думал — даже для меня слишком много, а потом делал эскизы в блокноте. Звук наносимой штриховки всегда был лучшей колыбельной, но не в этот раз — голубка вцепилась когтями в шею и не отпускала.

— Молодой человек, мы уже прилетели.

Открыл глаза. Опять задремал? Осмотрел пустой самолет, нашел Стивена, который выгружал нашу ручную кладь. Вернул взгляд на девушку — милая стюардесса, на бейджике красовалось имя «Яролина».

— Не такой уж молодой, — пробурчал я.

Голова казалась непосильно тяжелой ношей.

Девчонка засмущалась, улыбнулась ярче. Мне не пришлось бы даже прикладывать усилий, чтобы занять сегодняшний вечер, как раньше. Но я решил не играть.

На самом деле, полигамия осталась в далеком прошлом. В тех временах, когда в застойном и перманентном одиночестве я пытался создать хотя бы иллюзию движения вокруг. Целую главу жизни посвятил тоске и разгулу.

На предложение Инны я согласился, чтобы начать новую. Мы ведь неплохо проводили время вместе. С ней всегда было интересно: она разбиралась в искусстве, часто спорила. И даже несмотря на договоренность, я не пользовался правом «ходить налево», меня все устраивало. Может, поэтому Инна так остро отреагировала: легко усвоить теорию, на практике часто выходило по-другому.

Стивен тактично закашлял, напомнив, что пора бы и честь знать. Я поблагодарил Яролину за полет и, к ее разочарованию, покинул борт, доставивший нас в северную столицу.

Питер встречал на удивление солнечной погодой, хоть это и не разгоняло холод на сердце.

Не без помощи таксиста я закинул фрагменты «Зимы» в студию и поднялся домой. Переоделся, принял ледяной душ, но бодрости это не прибавило. Затем заглянул к соседке, чтобы забрать кошку.

— Клео.

Я наклонился погладить большого разноцветного мейн-куна с таким же, как у меня, скверным характером. Не обращая внимания на улыбающуюся девушку, я гладил пушистый загривок вредного животного, которое старательно изображало, что и не соскучилось вовсе. Но выбежала же по первому зову, мурчала от удовольствия, пусть и кривила надменную и недовольную морду. Ревнивая она у меня и обидчивая — может, поэтому и жили душа в душу.

Соне бы понравилась кошка, они были похожи — и красками, и игривой поступью. Как дурак улыбнулся. Все мысли возвращались к голубке. Теперь она была во всем, как солнечный свет вокруг, а ночью — уже которую подряд — перебиралась в голову и не давала спать.

Спустился в студию и весь вечер смотрел на запечатанную Зиму. Не мог притронуться к ней, будто тянул до лобового столкновения с реальностью.

Следующим утром отправился на тренировку. Сначала выжал себя на беговой дорожке, потом больше часа молотил грушу. Борьба хорошо помогала выплеснуть злость, копившуюся внутри, и сменить фон, когда работа не шла и опускались руки. Здесь опускать их было нельзя, иначе ты рисковал словить удар в лицо.

Многие крутили у виска, зная о моем основном заработке, но мне было наплевать на их мнение. Однажды сломав палец, я не стал рисовать хуже, да и не рисковал я лишний раз.

— Спарринг? — предложил Гриша, тренер по кикбоксингу и отбитый на всю голову парень. — Или тебе хватит?

Он похлопал меня по щеке, нарываясь. Любил подначивать. Обычно я не велся, но сейчас каждый нерв был оголен.

— Кто в рожу-то дал? Заслуженно хоть отхватил?

Я неслабо толкнул его в грудь и молча вышел на ринг. А дальше злое затмение.