Неподалеку слышалось лошадиное ржание и плеск воды. Прежде чем расположиться на развалинах древней цитадели, я обернулась на солдат и улыбнулась, гордая собой и всеми нами. Мы сумели выбраться из Нарама, чтобы однажды вернуться туда победителями с Аждархой за спинами. И тогда Айдан не устоит. Его власть рухнет, а там, быть может, и власть Белоярской империи.

* * *

Босыми ногами я ступала по хрупкому, тонкому слою снега, оставляя черные следы. Белый покров таял под горячей кожей, но я не ощущала холода. Душу терзало тягучее, душащее чувство неизбежности. Оно давило на плечи, костлявыми пальцами сжимало грудь и нашептывало, что я не смогу… сама же утопну.

Покрасневшими от холода пальцами я сжимала черную перчатку и дрожала, ведь теплый камзол остался сиротливо лежать на снегу.

Шаг, еще шаг и еще. Босые ноги потихоньку погружались в обманчиво спокойную речную воду, а едва слышный звон звучал громче и громче. Течение казалось медленным, почти невидимым глазу. Вскоре оно поглотит меня, как множество незадачливых ведьм до этого. Куда я полезла? Это – высшая материя, доступная таким светилам, как моя мать, но уж никак не мне – полуволхату-полуведьме, которая не может повелевать ничем, кроме огня.

Нет, мне следовало попробовать! Это моя боль и моя ошибка. Я здесь из-за собственной глупости.

Вода уже достигла груди, вскоре я погрузилась по шею, а после – по макушку. Набранный в грудь воздух постепенно заканчивался. Внутри медленно разгорался пожар, но рука цеплялась за перчатку так, что сводило пальцы. Толща воды давила, словно обрушившаяся на плечи гора. Здесь и найдет меня смерть. Я останусь под водной гладью навеки…

– Убирайся, тварь!!!

Вопль, раздавшийся где-то поблизости, громовым эхом ворвался в мой до странного яркий сон. Совсем рядом, на соседнем покрывале, билась и брыкалась Игла. Я мигом села на жесткой постели, ощущая всем телом каждый камешек, на котором лежала, и настойчиво потрясла ученицу Мансура за плечо. Та вскрикнула, распахнула глаза и в страхе отшатнулась. Плотоядные тени взвились в ужасающем танце. Игла хрипло дышала. Ее бешеный взгляд никак не останавливался на чем-то одном, то и дело блуждая вокруг. Тусклые краски рассвета уже пробились в полуразрушенный зал крепости, где мы и расположились на ночь. Неподалеку догорал костер, а Туган, оставленный за караульного, благополучно задремал. Крик Иглы поднял не только его, но и всех остальных. Солдаты недовольно ворочались и осматривались, выискивая опасность.

– Что стряслось? – воскликнула я, отчаявшись поймать взгляд Иглы. Она выглядела взбешенной и растерянной одновременно. В карих глазах, обычно холодных, как у змеи, стояли слезы. Еще миг, и они покатились вниз, но Игла с остервенением вытерла лицо рукавом.

– Ничего, – буркнула она.

– Ты так не кричала даже в Нечистом лесу. Все еще снятся кошмары? – Надо же, в моем голосе спросонья даже проступило сочувствие. К Игле!

– Не твое дело!

Ну все, оно пропало. Как и не бывало.

– Не очень-то добр к тебе оказался сиир, – ехидно буркнула я.

Нашла, над кем насмехаться, дура! Явившиеся здесь сны наверняка несли особый смысл. Что тогда значила река, в которой я захлебывалась? Тяжесть толщи воды до сих пор ощущалась во всем теле. Неужели сиир продемонстрировал, какой непомерный груз взвалил на меня Мансур?

На удивление, я чувствовала себя отдохнувшей. Если бы не браслет тишины, уверена, во мне прибавилось бы и магических сил. Недаром о таких местах народ слагал легенды, но мало кто знал, где их искать.

– Раз уж все проснулись, то выдвигаемся, – сердито распорядилась Игла, заметив десятки устремленных на себя взглядов.

Я с возмущением фыркнула и приказала громче:

– Пока не поедим, никто никуда не пойдет!

Взгляд Иглы, которым она меня одарила, вновь стал прежним – колким и гордым. Нет, кое-что в нем изменилось. Там появился страх.

* * *

Осеннее солнце клонилось к закату, окрашивая горизонт в ярко-алый. Уже совсем неподалеку виднелись разбросанные окраины Адрама. За время пути я выдохлась и обессилела в отличие от выносливых солдат. От долгой ходьбы, когда приходилось уступать выделенного мне рыжего коня кому-то из уставших женщин, ломило тело, живот то и дело скручивало узлом, а ноги, казалось, вместе с подошвами сапог стоптались до самых колен. Я не привыкла к таким лишениям и оттого чувствовала себя грязной, несчастной и невероятно, всеобъемлюще злой. Правда, пока не принимала новую порцию капель.

Наш отряд, выдохшийся за долгие десять дней пути, два из которых ушли на спуск по горному серпантину, двигался по широкому утоптанному тракту, чуть размякшему после недавнего дождя. По дороге то и дело встречались торговцы с повозками, крестьяне на телегах и просто путники, так же, как и мы, следующие к столице Миреи. Пару раз нам даже попались солдаты империи, но они трусливо стушевались, услышав, кто перед ними.

Дорога от Нарамской гряды тянулась через холмистые пустоши. Если в густонаселенном Нараме деревеньки едва ли не наползали друг на друга (за исключением варосских земель, конечно же), то Мирея виделась сотнями верст неосвоенного простора. И мы тащились по этому простору, словно цепочка замученных муравьев.

Адрам, как и Даир, за столетия разросся на многие версты и потому не имел ни ворот, ни стен. Ансар упоминал, что в столице укреплена лишь центральная часть на правом берегу реки, некогда носившей название Янгар, что означало «звенящая». Последние два столетия она звалась Звонкой.

Поговаривали, по вечерам в течении широкой реки и вправду можно было услышать звон. Страшащийся магии народ выдумал жуткие сказки, будто бы на дне Звонкой живут утопленницы, которые с помощью колокольчиков зовут к себе загулявшихся дотемна горожан и потехи ради топят их. Не удивлюсь, если так и было. После обитателей Нечистого леса и Аждархи, заключенного где-то на дне озера, меня было не удивить русалками с колокольчиками.

Окраины Адрама полнились разномастными домиками. Некоторые из них были из дерева, некоторые – из камня, кое-где виднелись глиняные хибары. Широкий тракт разрезал теснящиеся постройки, вспарывал хитросплетения улочек и дворов, ведя нас к сердцу города. Три раза наш отряд останавливали солдатские патрули, но, услышав ответ, что дочь покойного воеводы Нарама следует к своему жениху Тиру Ак-Сарину, сторонились и давали дорогу. Уверена, вскоре слухи о прибытии ужасной Амаль Эркин разнесутся чуть ли не по всей Мирее. Адрам загудит разбуженным ульем. Я же постараюсь сделать для этого все, что в моих силах.

Чем ближе мы подбирались к реке, тем больше по пути встречалось постоялых домов и трактиров, тем холенее выглядели