Но даже это впоследствии оказалось ошибкой. Не успел Раймонд распрощаться с епископом, как тот уже передал цитадель Годфри. Граф был ошеломлен. Придя к выводу, что все ополчились против него, он вывел из города все свои подразделения и ушел, поклявшись больше никогда не возвращаться. И пусть Годфри с остальными заговорщиками наслаждаются своим триумфом – только бы не подавились.

Практически в тот самый момент, когда Раймонд покидал через врата город, в них въехали посланцы фатимидской армии. Они привезли с собой письмо халифа, который корил христиан за нападение на Иерусалим и приказывал им убираться из Палестины. Его могущественная армия под командованием визиря была готова вот-вот на них наброситься. Еще немного, и она еще в колыбели раздавит новорожденное Иерусалимское королевство.

Годфри действовал быстро. Оборонительные сооружения города пребывали в хорошем состоянии, но армия крестоносцев слишком истощила свои силы, чтобы продержаться долго. Ко всем потенциальным союзникам, включая и Раймонда, разослали гонцов, умоляя их вернуться.

С учетом всех обстоятельств посланцы нашли графа в относительно добром расположении духа. Дабы сдержать данное ранее обещание, он с самого начала отправился в Антиохию, прошел на юг к реке Иордан и вместе со своими людьми искупался в ее водах. После этого снялся с лагеря, двинулся в Иерихон и там, скрепя сердце, стал готовиться к возвращению домой. Весть о том, что в нем так сильно нуждались, доставила его людям удовольствие – а самому Раймонду и подавно, – но поначалу он засомневался, объяснив, что в первую очередь надо убедиться в реальности нависшей угрозы.

В действительности эта задержка сыграла крестоносцам на руку. В условиях ограниченных ресурсов и немногочисленного войска, для оказания эффективного сопротивления Годфри решил покинуть город и дать армии Фатимидов бой в поле. В городе оставили лишь небольшой отряд под командованием Петра Пустынника, которому было поручено водить оставшееся население на церковные службы и молиться за победу христиан. Высланный Раймондом дозор доложил, что угроза существует в действительности, после чего 10 августа он присоединился к армии крестоносцев и вместе с ней прошел сорок миль на юго-запад к порту Ашкелон, где стояла лагерем фатимидская армия. Следующим утром они пошли в наступление.

Египтян застали врасплох. Предполагая, что крестоносцы съежатся от страха в Иерусалиме, они даже не потрудились выслать разведчиков, дабы в этом увериться. Большинство солдат все еще спали в шатрах. Сражение длилось всего несколько минут. Бойня была страшная. Тех, кого не зарезали в постели, нападавшие топили в море или давили копытами лошадей.

Ущерб был огромен. Визирь сумел ускользнуть и укрыться в Ашкелонской цитадели, но вся его казна оказалась в руках крестоносцев. Более того, египтяне гнали с собой стада, и вот эти самые стада вместе с лошадьми и вьючными животными тоже захватил неприятель.

Всеобъемлющий триумф затмевало только одно. Гарнизон Ашкелона, слышавший немало рассказов о «рыцарской душе» Раймонда, заявил о готовности сдаться, но не кому-либо, а только графу де Тулузу. Это требование пробудило все старые подозрения – и Годфри отказался. Раймонд, униженный и оскорбленный, ушел, прихватив с собой большинство остальных дворян. Ашкелон оставался в руках у мусульман следующие пятьдесят лет – неизбывной занозой в боку Иерусалимского королевства.

Сражение под Ашкелоном, каким бы коротким оно ни выдалось, стало одной из самых значимых побед за весь крестовый поход. Фактически оно нейтрализовало единственную в тех краях силу, способную угрожать Иерусалиму, и обеспечило выживание королевства крестоносцев. Невзирая на страшные препятствия, Первый крестовый поход обернулся безоговорочным успехом. В глазах современников он стал ярким доказательством могущества веры. Но по иронии судьбы его главный инициатор так никогда и не узнал об одержанной победе. Когда крестоносцы, наконец, входили в Иерусалим, Урбан II уже лежал на смертном одре в Риме. А 29 июля 1099 года, через две недели после захвата города, но еще до того, как весть об этом достигла Рима, испустил дух.

После 462 лет Иерусалим, наконец, вновь принадлежал христианам[70]. Волна исламских завоеваний самым поразительным образом повернула обратно, и город Христа вернулся к его истинным хозяевам. Великая задача была выполнена.

В то же время успех вылился в неожиданную проблему. Большинство рыцарей, которые провели последние изнурительные годы вдали от любимых и близких, страстно хотели вернуться домой. Они официально отказывались от своих клятв, молясь в церкви Гроба Господня или купаясь в реке Иордан, а затем возвращались в Европу, бросая оплот христианства среди моря мусульман. Чтобы удержать завоевания их чудодейственной победы, требовалась сильная, стабильная власть, способная создать надежные линии коммуникаций с Европой. Победители нуждались в государственном муже, который мог бы при поддержке минимального количества рыцарей создать жизнеспособное королевство. Но у них был только Годфри де Буйон.

В большинстве случаев крестоносцев, возвращавшихся в Европу, чествовали как героев. Мужество и романтика самой идеи – преодолеть невероятные трудности, чтобы ради веры освободить город Христа, – будут вдохновлять целые поколения европейцев. Далекие государства крестоносцев, известные под собирательным названием Утремер[71], что в переводе с французского означает «заморские», представляли собой экзотические края, где можно было заработать удивительную репутацию и славу.

Подвиги предводителей Первого крестового похода воспевались в песнях и стихах, а сами они превращались в фигуры поистине вселенского масштаба. Поколение, ставшее свидетелем взятия Иерусалима, цитировало по всей Франции эпические поэмы типа «Антиохийской песни» – приукрашенного рассказа о том, как во время осады Антиохии рыцари одним ударом разрубали врагов пополам.

Выше всех ставили Годфри де Буйона, идеального рыцаря, обладавшего смирением, не позволившим ему принять корону. Его скромность обнаружила дух куда величественнее, нежели у простого рыцаря. Он был верхом благородства и отваги, покровителем паломников и защитником святынь. Весь средневековый период его, наряду с Карлом Великим и королем Артуром, называли одним из величайших героев христианства. В своем героическом образе он появлялся в работах многих творцов – от Данте до Сервантеса. Но действительность, увы, была, пожалуй, другой. К несчастью, несмотря на бесспорное мужество и искусность, проявленные им при взятии Иерусалима, Годфри зарекомендовал себя наивным и очень неэффективным лидером, личные недостатки которого еще больше усугубляли его проблемы.