Но задуманный патриархом час триумфа на деле обернулся катастрофической ошибкой. Даимберт правильно рассчитал, что Годфри не станет принимать никаких важных решений, пока не поправится, но при этом недооценил всю серьезность состояния его здоровья. 18 июля 1100 года, когда патриарх двигался маршем навстречу своей славе, Годфри испустил последний вздох.

Какие недостатки ни были бы ему присущи как лидеру, оплакивали его искренне. На пять дней жизнь в Иерусалиме замерла, а население погрузилось в траур. Реалии его правления, может, и омрачали чувства, однако этот человек оставался ярким символом победоносного поколения, отбившего у врага Иерусалим[74]. Впрочем, уважение не простиралось настолько, чтобы выполнить его волю в отношении наследства.

Завещание Годфри, послушно передававшее контроль над городом Даимберту, умышленно проигнорировали, а известие о его смерти от двигавшейся на Акко армии старательно скрывалось. Чтобы занять цитадель, выслали отряд, а к младшему брату Годфри Балдуину Эдесскому поспешили гонцы, призывая его немедленно явиться в Иерусалим и вступить во владение оставленным ему наследством.

Даимберт, прознав об этом плане, пришел в ярость. Однако временные хозяева города оказались далеко не так сговорчивы, как Годфри. Яростная проповедь не заставила гарнизон сдвинуться с места или убедить крестоносцев в греховности их махинаций. Патриарх в отчаянии отправил Боэмунду Антиохийскому письмо, предлагая сделать его королем Иерусалима, если тот успеет приехать в город раньше Балдуина. Этому посланию полагалось казаться привлекательным, но Даимберт ничего не мог с собой поделать. Назвав себя «главой матери всех церквей и повелителем народов», он строго указал своему предполагаемому спасителю на его место. Иерусалимский король был нужен патриарху только ради забавы.

Мало того что письмо «грешило» бестактными фразами – оно оказалось еще и совершенно бесполезным. Явившись в Антиохию, патриаршие послы обнаружили, что Боэмунда там нет. За несколько недель до этого он, захватив с собой всего триста человек, выступил в военный поход на Верхний Евфрат, но угодил в ловушку. Осознав, что все пропало, он отрезал прядь своих неподражаемых белокурых волос и вверил ее солдату, поручив привести помощь от Балдуина. Тот сумел проскользнуть через ряды турок к Эдессе, однако Балдуин не смог вовремя прийти на выручку антиохийскому принцу. Покровитель Даимберта теперь сидел в тюрьме, ожидая, когда для его освобождения соберут надлежащий выкуп[75].

Патриарх проиграл – и прекрасно это понимал. В довершение же его бед случилось следующее: Балдуин по пути принял регентство над Антиохией и приехал в Иерусалим самым могущественным повелителем всех государств крестоносцев. На Рождество 1100 года Даимберт без всякой охоты подарил Иерусалиму в вифлеемском храме Рождества Христова первого крестоносца-короля и нарек своего заклятого врага Балдуином I. Вскорости патриарха без особых церемоний сместили с должности[76].

Новый король оказался куда лучше предшественника. Терпеливый и дальновидный, он был храбрым генералом и одаренным государственным мужем. Подобно многим другим видным фигурам в истории, он, помимо прочего, обладал еще и способностью точно рассчитывать время.

Вера в неизбежность прошлого – уверенность в том, что все случившееся попросту не могло не случиться, – является величайшим врагом на пути усвоения уроков истории. Первый крестовый поход служит тому великолепным примером. В глазах европейских христиан его небывалый успех, вопреки весьма незначительным шансам, покрыт некоторым так называемым налетом судьбы. Крестоносцев вела вперед рука Провидения, а несгибаемая вера сметала все на их пути. Давид всегда победит Голиафа.

В действительности же, как прекрасно понимал Балдуин, франки представляли собой крохотное меньшинство, окруженное безбрежным морем врагов. Против многотысячных армий противника они, как правило, могли выставить всего пару сотен рыцарей. Невероятный успех привел их к уверенности в своем ратном превосходстве, но это был ненадежный щит от волн джихада, которые наверняка не заставят себя долго ждать.

Единственная надежда была в том, чтобы убедить отправиться в путь новобранцев с Запада: к счастью для Иерусалимского королевства, ошеломительный успех Первого крестового похода эту задачу выполнил. Правление Годфри оказалось слишком коротким, чтобы увидеть полученные результаты, но Балдуину I доставило удовольствие узнать, что свежие силы уже на подходе.

В большинстве своем новые крестоносцы либо пропустили главное наступление, либо оказались достаточно осторожными, чтобы подождать и посмотреть, насколько оно будет успешным. К Первому крестовому походу когда-то пообещали присоединиться две морские республики, Генуэзская и Пизанская, но поскольку подготовительные меры, помимо прочего, подразумевали еще и строительство флотов, им пришлось ждать до 1101 года. В их ряды влились и несколько тех, кто откололся от первоначального похода, – самым видным из них был Стефан де Блуа. Поскольку его возвращение домой предварила репутация труса, то жена, а вместе с ней и папа, без долгих рассуждений приказали ему выполнить данную когда-то клятву крестоносца.

По прибытии новичков, добиравшихся до Иерусалима морем, у Годфри появилось достаточно сил, чтобы в обозримом будущем обеспечить городу выживание. Однако большинство рекрутов предпочли сухопутный путь.

В некоторых отношениях это напоминало повторение Первого крестового похода. Армию вели за собой архиепископ Миланский и Стефан де Блуа, который сохранил с императором Алексием хорошие отношения и сумел обеспечить безопасный проход по имперской территории. Когда армия вышла к Никомедии, на нынешнем северо-востоке Турции ее встретил Раймонд де Тулуз. Там было принято решение сделать небольшой крюк и спасти Боэмунда, чье пленение турками считалось унижением христианства. И Стефан, и Раймонд категорично воспротивились этому плану – надо полагать, исходя из собственного опыта и по причинам личного свойства, – однако армия стояла на своем, и крестоносцы двинулись в самое сердце Анатолии. Турецкий султан Кылыч-Арслан в результате Первого крестового похода понес значительный ущерб, не восприняв его всерьез, чтобы вступить в союз с соседями. Но на сей раз он был полон решимости не допустить того, чтобы мелкие распри ослабили его реакцию. Объединившись с соседними турецкими эмирами, он искусными маневрами заманивал чересчур самоуверенного врага на нужную ему территорию. А через несколько дней совершил акт мести, которого ждал целых четыре года, и наголову разбил армию крестоносцев.