И вот тут случилось нечто непредсказуемое: Глаша вдруг засветилась лицом, все в ней будто зашлось от упоения и восторга, даже рот влажно заблестел, неужто слюна капает?! Привлекавшая мужские взгляды грудь затрепетала, как будто у девицы дыхание перехватило.

Я ошарашенно перевела взгляд на советника — может, пропустила чего важное в нем?! И совсем растерялась: Гадючный настолько засмотрелся на Глафиру, едва не с сумасшедшим восторгом облизав ее глазами с ног до головы, да так, что споткнулся о возвышение, на котором стоит трон откровенно забавляющегося зрелищем нашего замешательства Валиана Северного.

Змей, с трудом удержав равновесие, сконфуженно улыбнулся… Глаше и почтительно встал за троном. А я дивилась еще больше, увидев под задравшимся подолом кафтана советника хвост в красном, длинном, толстой вязки чулке. Видимо, в нашей холодной Зеленой стороне хвост у гадюки подмерзает, вот он его и утеплил ярким чулком. Щеголь, однако!

— Вот, значит, какая главная Князева невеста! — восхищенно, но в то же время с грустным придыханием выдал иноземец Шан, заинтересованно разглядывая покрасневшую, смущенную Глашу.

У «жениха» же при этих словах задергались желваки и глаз. Он метнул убийственный взгляд на своего советника. Да только тот не внял, все его внимание было отдано одной девице.

«А ведь у них есть общие приметы, — неожиданно подумалось мне. — Оба белобрысые, с красными глазами, жутковатые, только гад худой и точнехонько мерзнет постоянно, вон и полукафтан на нем для тепла, и хвост в чулке, а наша гиена — девица пышная и горячая».

— Страсти божьи друг к дружке тянутся, — шепнула мне Марийка, дернув за рукав.

— Значит, так! — вернул всех из-за облаков на землю князь. — Ждали только вашего прибытия, уважаемые лу. Отдыхайте и осматривайтесь до завтра. А потом начнем смотрины.

— Мы…

Не знаю, о чем хотел просить Маран, но его жестко оборвал Валиан:

— Здесь все девицы на время смотрин под моей надежной защитой. Посему сопровождающие могут ждать в городе моего решения, чья… чьи… женщины каких кланов войдут в мой… гарем. Сейчас невестам покажут покои и проводят. А мужчин, всех, прошу покинуть дворец!

Дальше в зал стремительно вошли слуги — с десяток лисов, которые ловко выводили девиц из толпы, предупреждая, что баулы заберут и принесут сами.

Маран меня напоследок успел предупредить:

— Мы будем ждать тебя на постоялом дворе сколько надо! И караулить у дворцовых ворот каждый день. Как сможешь уйти, кликни: «Волчий клык!» — и мы тут как тут, отвезем домой как миленькую. — Отметив мой мрачный, осуждающий взгляд, добавил: — Плат с тебя снять легко, но отсутствие запаха — твоя единственная защита. Не вздумай прекратить пить настойку, пожалеешь! Здесь вокруг одни… гады, слишком опасно!

Пока меня вели под белы рученьки прочь, я растерянно оглядывалась на хмурого Марана. Как-то неожиданно страшно стало и грустно. Рядом с ним было покойно, хоть он все равно бы меня брату отдал — что ему мое право на счастье и семью. Но этот волк надежный, как скала, правильный, без гнили в душе, сильный!

Во дворце мне досталась большая гостевая горница, почти как моя покоевая в Волчьем клыке. Здесь ее назвали опочивальней. Только пустовато в ней. Большая кровать да лавка со столом, ну еще мои дорожные сундуки-баулы. Ни поставца, ни стульца. И перина моя гораздо пышнее и мягче, на гусином пуху, не то что дворцовая (соломенный матрас да тощая перинка из утиного и куриного пера). Невольно тоска-печаль взяла: тяжело все-таки расставаться с домом, где всю жизнь жила, где привычно, но и возвращаться в долину нет желания.

«Только вперед! В погоне за счастьем!» — шепнула я утру с улыбкой.

Спалось на удивление крепко и покойно: сказались и настойка, и прием у князя, и переживания перед смотринами. Свесив ноги с кровати, я потянулась и глубоко вздохнула, как всегда окунаясь в окружающие запахи и звуки. Жизнь за украшенным занавесками окном бурлила. Не знаю, где во дворце кухня, но запахи и в комнату доносились вкусные, даже в животе заурчало. И звуки были вполне обычные: блеяние овец, петушиный крик. Видно, где-то в дворцовых закромах своего часа мелкая живность дожидается перед отправкой в печь. Ржание лошадей, лай сторожевых собак, окрики стражников, где-то по соседству прислуга носится. Лишь я дрыхну, ой нет, почиваю. Как-то непривычно, ведь дома мне приходилось вставать ни свет ни заря, а сегодня прямо поздняя пташка.

Неспешно умывшись, я тщательно привела себя в порядок. Расчесала длинные волосы до гладкого блестящего полотна, полюбовалась их насыщенным медным цветом, доставшимся от мамы, и подвязала расшитой лентой. Пригладила черный мех на ушках, чтобы не топорщился и чтобы кисточки были завлекательными, а не лохматыми. Пальцами провела по бровям, похлопала густыми, длинными, пушистыми ресницами. Слегка отдают рыжиной, но зато красиво осеняют большие зеленые глаза. Нежная кожа от природы мягкого золотистого цвета после хорошего отдыха и «наведения красоты» сияла. Синяков под глазами от походных неудобств как не бывало. Только веснушки опять лезут после «зимней спячки».

Эх, не бывает без ложки дегтя.

Для хорошего настроения широко улыбнулась сама себе в зеркальце, показав клыки. А что такого? Это в Волчьем клыке за подобное проявление второй ипостаси старшие непременно отчитали бы, а здесь все разрешают себе гораздо больше. Даже непримиримый Маран. Даже во дворце под носом у правителя. Интересно, как там мои волки, Вит. Ждут, небось…

Хвост ласково прильнул к коленям, словно успокаивая. Люблю я свой хвост за то, что радует глаз солнечно-рыжим цветом, мягким, пушистым мехом. Ой, кажется, он со мной согласился и высоко поднял подол ночной рубахи, мол, хватит рассиживаться, хозяйка, пора одеваться. Вон и наряд, с вечера приготовленный, ждет.

Еще вчера я решила надеть не сарафан, а рубаху с вышитыми рукавами и горловиной вместе с длинной юбкой в складку, очень красивого, насыщенного коричневого цвета. Подол тоже расшит зелеными листиками-веточками. Новые полусапожки, полученные в подарок при отъезде, очень даже кстати пришлись. Пару раз пристукнула о пол каблучками — впору! — и, довольная собой, покрутилась налево-направо. Поправила ленту на голове. На всех, может, и не угодишь, но не хуже столичных лу. И еще подумала, что сегодня непременно случится что-то. Если не важное, то необычное точно.

Когда я вчера вытаскивала наряды, чтобы за ночь отвиселись, потрогала сверток «для брата» с мужской одеждой, купленной по случаю. Поверх него лежала кепка, словно намекая на путь-дорогу. Я насмешливо хмыкнула, отмахнувшись от сомнительной мысли рукой.

«Да ну вас!» — шикнула сама себе и закусила губу, вспомнив, что настоечку против запаха надо принять, обновить защиту. А то вчера почувствовала, что пробивается уже аромат моего каракала — тоненький, мягкий, чуть сладковатый.

Хмыкнула презрительно, посмотрев на знахарскую корзину, сиротливо притулившуюся в уголке. Но, вспомнив, о чем предупреждал Маран и свое первое суждение о князе Валиане, медленно подошла к корзине. Постояла, одолеваемая сомнениями, раздумывая, а потом, пообещав себе, что сегодня в последний раз прячу свою суть, быстро отпила противной настойки.