А пока надо как-то сладить с Карлом. Вот уже десять минут он безудержно машет рукой подростку на «Хонде Сивик», хотя я уже сто раз просила его перестать.

Если парень – на скорости семьдесят миль в час – помашет в ответ, мы запросто можем столкнуться. Он держит руль одними коленями, а руками вцепился в веревку, которая удерживает на крыше ковер. Тем временем со мной флиртуют фуры: они то и дело меняют полосы у меня перед носом, предлагая поцеловаться.

Когда Карл говорит: «Съезжаем с трассы», я не сопротивляюсь. Моим нервам очень нужен отдых, хотя мы всего пару часов назад выбрались с проселочных дорог на трассу. Вскоре после съезда Карл показывает мне на небольшой и практически заброшенный торговый центр. Я медлю. Почему-то я думала, мы съехали с трассы, чтобы потешить его нездоровую любовь к «уотабургерам».

Судя по всему, в этом центре работают только два магазина из пяти заявленных: «Глаза Техаса» и «Киношки для взрослых». Ни у того, ни у другого нет собственных парковочных мест, клиентам предлагается оставить машину возле закусочной «Лубис».

Все три предприятия явно на последнем издыхании и в лучших традициях Лас-Вегаса пытаются выжить на этой потрескавшейся бетонной пустыне, которую оставил за собой «Харви»: витрина «Глаз Техаса» подмигивает оранжево-голубыми неоновыми глазками; «Киношки для взрослых» похотливо выставили розовый язык, а «Лубис» заманивает посетителей специальным предложением: всего за 7,99 доллара здесь можно от души наесться жареной курицы и креветок. Пирог с пеканом и холодный чай также в неограниченном количестве.

Карл машет мне рукой и показывает куда-то вперед. Не успеваю я опомниться, как он выскакивает из машины и направляется прямиком к мигающим глазам. Кстати, это могут быть вовсе не глаза, а живые сиськи.

Я опускаю стекло.

– Имей в виду: порнуха в машине – только через мой труп!

Порой мне кажется, что Карл только притворяется больным, а порой – что он сущий ребенок. То ему пакетики для золота подавай, то собачий поводок.

В тот же миг я жалею, что сказала про труп. Прямо вижу свое окровавленное тело на этом раскаленном асфальте. Карл даже не оборачивается. Барфли, пошатываясь, встает на заднем сиденье, вытягивает шею и лижет шершавым языком мое голое плечо.

Карл исчезает за матовой стеклянной дверью «Глаз Техаса». Я сразу представляю пластик с ароматом шоколада и липкий пол, залитый бог знает чем.

Осматриваюсь по сторонам. Ни единого признака жизни. Что ж, можно быстро переодеться прямо в машине: следующая гостиница станет приятной (пусть и короткой) передышкой от захудалых мотелей, в которых мы обычно останавливаемся. Выглядеть надо соответственно.

Заперев двери, я перебираюсь назад, заверяю Барфли, что все хорошо, и раздеваюсь до нижнего белья. Вытаскиваю из рюкзака дорогие джинсы и хорошенький, немного помятый персиковый топ. Он достаточно свободный и хорошо прикрывает папину кобуру.

Сережку в носу я оставляю. Надеваю на шею тонкую серебряную цепочку, а на пальцы правой руки – три дорогих серебряных кольца. Кольцо на указательном пальце ощутимо давит, но дело не в размере или тяжести. Это было любимое колечко сестры, с бирюзой: черные прожилки на камне напоминают паутину. В кольцах держать пистолет не так удобно, зато удар кулаком будет ощутимее. Я все еще не вполне верю тренеру: он часто говорил, что гораздо важнее уметь принимать удары, чем наносить.

Перебравшись на переднее сиденье, я стираю осыпавшуюся тушь влажной салфеткой для снятия макияжа, подкрашиваю карандашом брови и наношу на ресницы немного туши. Размазывая по губам бесцветный блеск, я думаю о том, как эти бесконечные переодевания меня успокаивают. И о том, как приятно трогать и перекатывать в ладонях черную игральную кость. Я делаю это постоянно, щупая пальцами белые точки на шести ее гранях, словно это мой личный шрифт Брайля.

Диди из Калверта не идет у меня из головы. Диди, Диди, Диди. Глупое имечко так и звенит в ушах. Диди узнала Карла. Конечно, она не знает меня, моих липовых имен и того, что мы с Карлом сменили старомодный «Бьюик» на неприметный белый пикап.

Сквозь грязное лобовое стекло я смотрю на дверь, проглотившую Карла. Его долгое отсутствие меня нервирует. «Ладно, Барфли. Идем!» Я вытаскиваю из консоли пистолет и прячу его в кобуру. Откуда мне знать, может, за этой неприметной дверью регулярно пропадают девушки? Сети работорговцев даже крупнее, чем сети по торговле наркотой, рассказывал мне один коп. Но я никогда не допускала мысли, что Рейчел могли похитить работорговцы. Почему же сейчас я об этом думаю?

Открыв дверь, я начинаю падать. Точнее, меня охватывает такое чувство. Одна стена впереди целиком заклеена фотообоями: вид с крыши небоскреба, взгляд самоубийцы.

Чтобы восстановить равновесие, приходится опустить взгляд на грязный ковролин. Я стою совершенно одна в крошечной каморке, освещенной флуоресцентными лампами. Единственный дверной проем в соседней стене занавешен плотной черной шторой.

Из-за шторы доносятся голоса, один из них принадлежит Карлу. Я кладу руку на пистолет.

Со всех сторон на меня смотрят стеклянные глаза.

Камеры. Сотня, может, больше. Подержанные фотоаппараты, видавшие всякое. Древние «Поляроиды» и суперсовременные устройства, похожие на инопланетян. Объективы некоторых кажутся тяжелыми, как танки, другие совсем маленькие, размером со спичечный коробок. Ни те ни другие не внушают доверия.

Карл не вспоминал про свое первое условие уже много миль, и я тоже помалкивала. Но, конечно, забыть такое он не мог. Он приехал сюда за камерой.

– Сидеть, Барфли! – шепчу я. Надо было оставить его в машине, не дай бог, и ему достанется…

Узкая штора распахивается, и оттуда вылетает испанец – хрипло хохочущий, лет сорока пяти, в черной футболке, как у Вилли Нельсона, с надписью «Вне закона». Прическа у него тоже как у Вилли Нельсона: неопрятный мужской пучок, из которого торчит несколько облезлых седых прядей.

Вдруг он перестает смеяться. И пялится на мою правую руку. А потом достает что-то из-за деревянной стойки в углу. Дуло винтовки упирается мне в лицо прежде, чем я успеваю сообразить, что к чему. Он принял меня за воровку! Я даже не заметила, как выхватила из кобуры пистолет.

Карл уже выскочил следом за испанцем.

– Они со мной, Ангел! Убери винтовку.

– Камера тебе не нужна, – говорю я Карлу, не шевелясь.

– А тебе не нужна пушка. – Он делает шаг вперед и опускает дуло винтовки. – Спокойно, Ангел! Без паники. Я же говорю, она со мной.

В руках Карл бережно сжимает «Никон» с пожелтевшим бумажным ценником, похожим на бирку из морга. Я по-прежнему стискиваю в руках пистолет, но дуло опущено в пол. И мне по-прежнему тревожно, хотя испанец тут ни при чем – он уже сидит на корточках и сюсюкает с Барфли.

Камера – это оружие Карла. Она дает ему власть. Когда он направляет объектив на людей, те либо безропотно выполняют его указания, либо закрывают руками лицо. Замрите, говорит он, и они замирают. Может, и Рейчел так замерла?