а, нахлеставшись, мирно засыпала. Утром очухивалась, чтобы до заката лежать на койке, стоять у окна, сидеть на полу в углу, да так по кругу. Воняло спиртом, а в остальном пьяница не причиняла неудобств. Забросила университет, социализацию и прочие глупости.

Уля все уши проныла парню о том, что ей отныне просто-напросто до чёртиков страшно находиться рядом с поехавшей. И тот-таки подсуетился — снял студию на двоих. Наконец-то! В самом деле, нет худа без добра. Хотя, наверное, сейчас плохо так думать, а говорить тем более не надо. Тася ничего такого не выкидывала. Угрюмо молчала. Не плакала, хотя положено.

Писать рефераты, пить кофе и дрыхнуть рядом с бомбой замедленного действия Уле было мучительно. Если соседка старательно, пусть и плохо делала вид, будто не замечает Тасю, та в принципе не была в курсе, что за пределами матраца существует что-то ещё. Полупьяные глаза внимательно, придирчиво разглядывали увечья. Останься Остап в живых, мог бы более не комплектовать из-за своих рук. Осколки навсегда оставили девушке глубокие и мелкие раны, рисунком метеорного дождя рассекающие линии жизни, ума и любви. Врачи настоятельно рекомендовали не снимать повязки до полного выздоровления, а в итоге со своими рекомендациями пошли к чёрту. Взрывом оторвало мизинец и фалангу безымянного пальца. Они заболели только в больнице, да с той поры ныли, не переставая. Если ладони Тася размотала, на обрубках бинты всё же благоразумно оставила. Пока. Однажды всё равно придётся снять и увидеть это снова.

Больница… Неудачнице повезло авансом — ей успели помочь. Хлопок в доме не мог не привлечь внимание старухи-соседки. Перепуганная, та всполошила пожарных, медиков и даже МЧС. Первой на место, как ни странно, прибыла газовая служба. Непростой денёк у них выдался. На пороге — трупы собак, чуть дальше — бездыханное тело девушки. Ударная волна выворотила хорошую дверь, да с петель не снесла. За ней обстановка как после бомбёжки. Битые кафельные плиты, зеркала. Погром, море осколков, осевшая пыль. В расстрелянной ванне — не иначе как жертва маньяка. Полуголая, полуживая, вся в крови. Молодой стажёр от такой картины сполз по стене. Второй же оказался покрепче. Не вынимая осколков из запястья, кое-как наложил давящую повязку и всё считал слабый пульс пострадавшей до приезда «скорой помощи». Найти ключ от наручников в таком беспорядке не представлялось возможным. Да и не было никакого ключа.

Теперь-то Тася не отвертелась от полиции. Охрипшим, едва различимым шёпотом в помешательстве повторяла:

— Это новенький. Это он сделал. И исчез.

Якобы на нём всё: и трупы, и граната, и обрывки сомнительных пакетиков, разлетевшиеся по всей ванной. Не стоило выдавать мистические подробности произошедшего. Не стоило попадать в эту ситуацию в принципе. Служители закона, разумеется, записали жертву в потерпевшие. Разумеется, отпустили. Разумеется…

— Слышь, — перепугала Тася Улю скрипом горла. — Погуляй пару часиков, а?

Крайне заманчивое предложение, а главное, очень кстати. Смущало лишь то, что могло крыться за ним. Первым на ум пришёлся вариант, что полоумная задумала что-то сотворить с собой. В таком случае точно лучше скорее свалить от греха подальше. Уля хотела попытаться прожить жизнь без лицезрения смерти, тем более последствий суицида. Другая же возможная мотивация — стереотипная. Зачем ещё просить освободить комнату в общежитии, если не для тет-а-тета? Но Тася и свидания..?

— Гости? — подсказала соседка, приличия ради.

Та кивнула. Столь тяжёлого взгляда на себе Уля не могла более выносить. Легко и весело натянула лосины, накинула жакет на домашнюю футболку. На пороге застёгивая сапоги, напутствовала:

— Только посмейте залезть наверх. Я всё равно узнаю.

Дверь захлопнулась с той стороны. Через пять минут Тася поднялась, чтобы провернуть в скважине ключ. Щелчок замка́ отчего-то показался столь неожиданно приятным на слух, что пришлось повторить манипуляцию.

Изоляция пространства ощущалась физически. Отсечённые пальцы фантомно пульсировали, но то была нежная боль. С абсолютно пустой головой хозяйка конуры держалась за дверную ручку, как за трость. Прислушивалась к себе. К едва различимой дрожи, рябью по коже откликающейся на слабые всполохи в груди. Такие слабые, что их можно перепутать с дыханием, глубоким и холодным. Тем ласковее солнечное марево, окурившее комнатку тёплым жёлтым. Оно кутало, нисколько не стесняя движений. А движение одно — поворот к зеркалу на стене.

Двухметровое окно в альтернативную реальность. Точно такую же, как эта, только строго противоположную. Тася не вспоминала об Остапе. Ни по ту, ни по эту сторону стекла его не существовало. И впору праздновать освобождение от всех проблем. Впору, если бы именно дьявольское отродье являлось первопричиной неудач, а не сама Тася. Сколь тяжко деревенеть в крест и, породнившись с ним, хоть как-то, хоть куда-то его нести.

Собственное отражение манило. Приглашало помучиться ещё. День за днём подтверждать значимость звания самопровозглашённого героя наитруднейшей для героя тактикой — бездействием. Отказом от жизни без ухода из неё. В смирении унижения падать ниже и ниже, чтобы остальные дети, принятые жестокой игрой, в мрачные минуты спасались сравнением: «Слава Богу, я хотя бы не такой».

Дно пробивалось, а за ним новое и новое. Утопленницу должно было разорвать от давления. От гранаты. От бучи в мозгу должен был уже оторваться тромб, чтоб пресечь не своими руками. Зачем накануне вхолостую гудела голова?

Тася подкрадывалась с самой себе, предупредительно выставила вперёд обрубленную культяпку. Телесная пухлость и пьяные румяна делали её такой беззащитной. Очаровательно жалкой. Калека рассмеялась. В горле засвербело.

Реальность тем взрывом словно бы контузила. Отныне жизнь медленно ввергалась в бездну. То же самое, что зацепиться за движущийся механизм. Затягиваться крутящимся валом, с ужасом наблюдая приближение страшного конца. Кричать, молиться, а бездумная машина ест и перемалывает.

Если сделать передышку и разложить всё по полочкам, становилось только хуже. Тем очевиднее, откуда прилетит снаряд.

Слухи о случившемся добрались до университета. Преподаватели оставили Тасю в покое, но, похоже, с учёбой покончено.

Телефон разбился. Куратор не может ни писать, ни звонить. Его не интересует, отчего курьер не выходит на связь. Его в принципе не волнует ничего, кроме своевременной доставки товара. Скорее раньше, чем позже, в дверь постучат или поймают куру на улице. Это лишь вопрос времени.

Вопрос времени касается и показного тугодумия следователей. Виновника не найдут в любом случае. Значит, всё повесят на неё. Опрос сокурсников поможет сложить цельную картинку. Тихой дурнушкой отчего-то заинтересовался новенький, да в итоге предпочёл её эффектную подружку. Отверженная куда-то дела хозяйку неприметного частного дома, заманила соперницу да заколола двумя ударами в шею. Что до собак… чёрт их знает! Тоже пришибла, полоумная. В