оформляла протокол. Эксперты возились с сумкой: что-то доставали, какие-то кровавые куски. Все молчали. Воронцов куда-то испарился. Вроде только что был на месте происшествия, и вот уже нет его, исчез, как видение. Алина выскочила из подъезда и заглянула за угол. Воронцова жёстко полоскало: он кашлял и задыхался, выворачивая внутренности наизнанку. Кузина не подошла к нему. Зачем? Дима расстроится. Наверное, ему будет неприятно, если она увидит его слабым. Когда на место происшествия пришёл участковый, Алина медленно побрела к отделу. В голове трепетала одна-единственная мысль: кто был в клетчатой сумке, мужчина или женщина? И кто над ним так поиздевался? Ответа не было.

* * *

Тучи висели низко, почти касаясь головы. Казалось, ещё секунда, малейшее движение воздуха — и они обрушатся всей тяжестью на измученный непогодой город. Алина стояла на крыльце и смотрела на небо, раздумывая, стоит ли бежать домой, чтобы переодеться. Она промокла и замёрзла. Усталость вылилась на лицо синими пятнами под глазами и заострила нос. Голодные кошки скреблись в пустом желудке. Погода давила на мозг мрачной неопределённостью. Алина куталась в тонкую куртку и мечтала, чтобы кто-нибудь довёз её до дома. По крыльцу поднимались и спускались незнакомые люди. В отделе было шумно. Приехали представители двух отделов из Главка, нагрянули проверяющие, в дежурной части толпились потерпевшие, ожидая вызова на беседу.

— Алинка, ты чего мерзнёшь? Холодно же, — крикнул Хохленко, пробегая мимо.

— Хочу домой, я с суток, — простонала та.

— Не уходи, тебя Батанов ищет. У него важное для тебя сообщение!

Хохленко заржал и исчез за дверью. Кузина поморщилась. Сутки выдались напряжённые. К нераскрытым преступлениям присовокупились ещё два грабежа, три разбоя и сумка с расчленёнкой. От всего мутило. Алина прислушалась к организму. Нет. Не тошнит. Внутри всё нормально, обычные инстинкты: голод, влюблённость и надежды. Труп в сумке не вызвал рвоты. Алина спокойно составила протокол осмотра, поговорила с экспертом и следователем, не обращая внимания на едкие замечания Натальи Ивановны, на дух не переносящей молоденьких сотрудниц. Так же спокойно доложила дежурному, затем покорно выезжала на разбои и грабежи. Попутно намечала план предстоящей работы. В ограбленных магазинах и лавках работали продавщицы из Белоруссии.

«Отдохну и займусь “глухими” грабежами. Разбои мне не доверят», — думала Алина, отмечая небольшую тень, стремительно выраставшую из-за её спины.

— Димыч, ты? — воскликнула она, не оборачиваясь.

— Линок! Пошли домой, — проскрежетал Воронцов, обнимая Алину.

— Не могу, Димыч, не могу, меня Батанов вызывает, — она резко повернулась и заглянула ему в глаза.

И отшатнулась в испуге. Таких глаз она ещё не видела. Ни у кого. Даже у задержанных. Пустые и мрачные глаза, похожие на два высохших колодца.

— Дим, что с тобой? Ты заболел? — встревожилась Алина.

Она мигом забыла, что замёрзла и устала, что давно хочет есть, спать и жить, как все нормальные люди.

— Не могу больше, устал, — прошептал Воронцов, — сходи к Батанову, я тебя подожду.

— Да нет, пусть Батанов подождёт, — закричала Алина, — я отвезу тебя домой. Ты заболел!

Дима покачал головой, что означало: такой план он не одобряет. Хуже будет. Лучше сходить к Батанову, узнать, что ему надо. После этого можно забыть о нём на какое-то время. Алина недовольно скривилась, но, послушно махнув рукой, помчалась в отдел. Дверь за ней закрылась, но тут же открылась, и Алина подскочила к Воронцову:

— Пошли вместе, а? Я боюсь оставлять тебя одного. Идём!

Она рванула его за рукав куртки, но Дима осторожно отстранил её руку:

— Нет, иди одна, я подожду!

Когда Алина скрылась за дверью, Воронцов присел на верхнюю ступеньку и прислонился к стойке перил. Ему было плохо.

Алина без стука влетела в кабинет Батанова:

— Константин Петрович, вызывали?

— А-а, да, Кузина, да, вызывал, — нахмурился Батанов, — присядь-присядь, плиз!

Алина передёрнуло. Это его противное «пли-и-из-зз-з» жутко раздражает. Особенно буква «з» на конце, звенит, как июльская навозная муха.

— Ты вот что, Кузина, собирай вещички и отправляйся в командировку!

Кузина замерла. Она ещё не знала, как поступит, но уже злилась из-за того, что именно в тот момент, когда она понадобилась Диме Воронцову, её отправляют в неведомую командировку. Что за свинство! Не жизнь, а именины сердца.

— Не поеду! — Изо всех сил она старалась выглядеть мужественной и решительной. — Не поеду! У мамы операция скоро. Я же вам говорила.

— А-а, Кузина, вечно ты со своими проблемами, — махнул рукой Батанов, но не сердито, чем озадачил Алину. — Не суетись. Ехать никуда не нужно. Командировка местная. Сидеть будешь у себя в кладовке и работать под началом старшего группы резонансного отдела. У нас два неопознанных трупа. Ты в курсе?

Батанов ехидно осклабился. Разумеется, Алина была в курсе. Труп без головы и сумка с расчленёнкой — всё случилось в её дежурство.

— Ну, раз в курсе, тебе и карты в руки. Работай, Кузина! Смотри, нас не забывай. Аналитика за тобой. Кроме тебя, её никто не сделает. Поняла?

— Поняла, Константин Петрович, — прошептала Алина, медленно оседая на пол.

Ей было страшно. Что ж она будет делать в резонансном отделе? Она же ничего не умеет. Думала, что скоро научится, а жизнь вон как повернула.

— А что же я там делать буду, Константин Петрович? Может, мне лучше в разбойный отдел? — почти беззвучно просипела Алина.

— Нет, они без тебя справятся. Пойдешь в резонансный. А делать будешь то же, что и у нас, Кузина: оформлять трупы, ездить на осмотр места происшествия. Толку от тебя никакого, зато оперсостав угонной группы останется неизменным. Я решил пожертвовать тобой. Все согласились. Отличное решение, Кузина! Согласна?

— Да, Константин Петрович, согласна! Я пойду?

— Иди, Кузина, иди, а то от твоего вида меня тошнит.

Батанов громко засмеялся. Алина подрожала нижней губой, изображая улыбку. Ну и шутки у начальства, не дай бог! С этой мыслью Алина вышла от Батанова и помчалась спасать Диму Воронцова.

* * *

Степаныч мирно дремал в уютном кресле. Батанов писал рапорт о проделанной работе по нераскрытым преступлениям на территории отдела. Обстановка была не то, что мирной, но умиротворяющей. Вдруг с грохотом распахнулась дверь, и в кабинет ввалилось сановное лицо. Очень важное, строгое и крутое. Батанов от испуга выронил ручку на пол. Точнее, она сама выпала из его ослабевшей руки.

— Сидим, значит? — спросило сановное лицо и грозно нахмурило очи.

Батанов подвигал левой рукой, затем правой, вроде как разминался. Потом