– Ну-ка, камрад… – он подозвал матроса-бельгийца. – Принеси-ка огоньку.

Матрос кивнул и кинулся прочь, стуча босыми пятками, а барон продолжил созерцание «Адмиранте Кохрейна» и его близнеца, «Бланка Энкалада». Броненосец стоял в полутора кабельтовых мористее, чёрный, мёртвый, без единого огонька на палубе и в наглухо задраенных орудийных портах и иллюминаторах.

– И как наши справятся с этими утюгами? – продолжал рассуждать барон. – Броненосный таран – дело, конечно, хорошее, но в открытом море, в эскадренном бою… Нет, решительно не понимаю!

Действительно, чилийские корабли выглядели более чем солидно. Казематные броненосцы второго ранга, построенные на верфи в Чатеме, вошли в строй всего два года назад и оставались самыми современными военными кораблями среди флотов южноамериканских государств.

Пару дней назад Остелецкий под большим секретом поведал барону о миссии Повалишина и Казанкова. Чем вызвал его неудовольствие – секреты секретами, но мог бы и раньше рассказать! Всё же друзья, как-никак, да и дело предстоит делать общее…

Остелецкий пошарил в кармане кителя и извлёк портсигар. Действовать приходилось левой рукой – во время шторма в Проливе Дрейка он, не удержавшись на ногах, покатился по палубе и вывихнул правую кисть.

– Кстати, Гревочка, ты в курсе, что могло случиться так, что эти посудины ходили бы сейчас под Андреевскими флагами? – осведомился он.

Барон изумлённо вытаращился на приятеля.

– Именно так, и не смотри на меня, словно правоверный иудей на свиную рульку! Дело в том, что эти броненосцы обошлись Чили в два миллиона песо, и в прошлом году президент Аннибал Пинто в приступе бережливости попробовал сбагрить их назад англичанам. Но – пожадничал, запросив по двести двадцать тысяч фунтов за каждый. Потом он обратился в наше Морское Министерство, и там дело, вроде бы, сладилось, но тут случилась свеаборгская победа, и под шпицем решили, что запрошенные чилийцами деньги лучше пустить на ремонт и перевооружение британских трофеев. Можно сказать, президенту Пинто свезло: добейся он успеха, и чилийцы перед самой войной без самых лучших своих кораблей!

– Да, сейчас это самые мощные боевые единицы воюющих сторон. – согласился с собеседником Греве. – У перуанцев, правда, был вполне современный броненосный фрегат «Индепенденсия», но они его позорнейше профукали.

– Зато у них остался «Уаскар». Он один навёл такого шороху, что чилийцам остаётся только за голову хвататься. Гоняют свои бронированные корыта вдоль всего побережья, жгут почём зря уголь, надрывают машины – всё впустую! Вот и сейчас: подлатают слегка текущие котлы, и снова в море. Война ждать не будет!

Прибежал давешний матрос с керосиновой лампой. Проволочным рычажком сдвинул вверх стеклянную колбу, барон поднёс трубку к трепещущему язычку огня и принялся за ритуал раскуривания. Остелецкий терпеливо ждал, вертя сигару в пальцах.

– Бестолково как-то они их используют. – продолжил барон. – И война у них, что у перуанцев, что у чилийцев, получается бестолковая, во всяком случае, на море. Воде, и броненосцы, и артиллерия неплохая, и мины – а тактика как во времена Чесмы и Трафальгара! Блокада вражеского побережья, абордажные схватки, выбрасывание морских десантов… Вот увидишь репортёры и умники из Адмиралтейства ещё всласть над ними поёрничают да похихикают!

Табак в трубке, наконец, затлел. Греве выпрямился и с наслаждением выпустил клуб ароматного дыма. Остелецкий вслед за собеседником потянулся к лампе с сигарой.

– «Всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны…»[13] – продекламировал он. – ты, Гревочка, конечно, марсофлот изрядный, пороху понюхал и океаны побороздил от души. А всё же, мой тебе совет: воздержись от подобных оценок. Вот война закончится – тогда…

У волнолома, со старого, лишённого мачт, парусного фрегата, дослуживающего свой век блокшивом, ударила сигнальная пушка. Одна за другой взвились в небо ракеты, освещая вход в бухту и три чёрных силуэта кораблей, неторопливо втягивающихся на внутренний рейд. Вот на головном сверкнул огонь, раскатился грохот ответного выстрела, на корме замелькали фонари, подсвечивая флаг. Остелецкий схватил подзорную трубу.

– Ну, вот мы и дождались, Карлуша… – негромко произнёс он. – «Юнион Джек», англичане, будь они неладны, два военных корабля и пароход. И кой чёрт принёс их на эту галеру?[14]

– Завтра утром попробую выяснить. – сказал барон. – Мы с Камиллой приглашены на завтрак к начальнику портовой таможни. Весьма любезный господин, большой ценитель изящных искусств и без ума от Франции и всего, что с ней связано. Его и расспрошу.

– От Франции? – Остелецкий поднял удивлённо брови. – Ты же у нас из Бельгии, во всяком случае, по бумагам?

– Думаешь, они здесь понимают разницу?

Чили, порт Вальпараисо.

Сутки спустя.

– …потом женщины пошли в оранжерею, смотреть коллекцию орхидей сеньоры Вальдес, а он сам и гость остались. Обедали они на воздухе, в патио, и туда же подали сигары. За сигарами-то они и разговорились о делах.

– О чём шла речь – удалось узнать? – спросил Бёртон.

– А то, как же, сеньор! – довольно ухмыльнулся собеседник. – Вальдес говорил: «Дорогой барон, как только мы выиграем эту войну, вы сможете рассчитывать на всяческое содействие нашего правительства. Чилийско-бельгийская компания, занимающаяся добычей и вывозом гуано с принадлежащих нам по праву территорий в провинции Атакама – это серьёзно!» А тот отвечает: «А вы, дорогой генерал, можете рассчитывать на место в совете директоров компании. Но сейчас мне нужно разрешение на заход в Антофагасту, боливийский порт, занятый вашими войсками. «Пасифик Стим» собирается после вашей победы поставить там большую факторию, и я хочу заранее оценить размеры предстоящих вложений».

Бёртон слушал, растерянно вертя в руках тяжёлую, чёрного дерева трость, с костяной рукояткой в виде головы дракона. Трость была непростая – в её шафте скрывался обоюдоострый клинок из булатной стали длиной два с половиной фута – грозное оружие в руках лучшего фехтовальщика Британской Империи.

– И что Вальдес?..

– Ответил: «не беспокойтесь, дорогой барон, всё будет сделано». А после они стали обсуждать сорта бренди – это вам, я думаю, неинтересно.

– Да, я предпочитаю виски. – сказал Бёртон. Собеседник англичанина, смуглый, черноволосый, с физиономией, типичной для жителя Латинской Америки, только пересечённой от уха до подбородка уродливым шрамом, ухмыльнулся.

– Как твоему человеку удалось подслушать разговор?

– Я ж говорю, сеньор: обед им накрыли в палаццо. А в доме Вальдеса заведено, что один из лакеев всё время был там, на случай, если хозяину что-то понадобится. Вот он всё и слышал.