У Грегора не оставалось иного выбора, как последовать этому совету, Он едва не задохнулся от возмущения, услышав, что Рейвенскрофт с жаром расспрашивает мисс Платт, как лучше выращивать азалии. Это выглядело до крайности странно; также как и подведение мисс Платт, которая хихикала, словно дурочка, и заливалась румянцем, слушая комплименты Рейвенскрофта, произносившего их с ужимками бездарного актера. В довершение всей этой чепухи Венеция наблюдала за нелепой парочкой с явным одобрением.

Этого оказалось более чем достаточно, чтобы испортить Грегору аппетит. Неужели этот щенок пытается вызвать у Венеции чувство ревности?

Неожиданно распахнулась дверь из коридора, и на пороге появился Чамберс, грум Грегора.

– Прошу прощения, милорд, но на дороге в двух милях отсюда еще одна карета сползла в канаву и перевернулась.

– Господи! – воскликнула Венеция, вскочив со стула. – Кто-нибудь пострадал?

– Нет, хотя, кажется, одна из лошадей сломала ногу. Мистер Тредуэлл отправился за пассажирами, каким-то джентльменом и его дочерью.

Миссис Блум скривила губы:

– Но эти люди не могут явиться сюда. Нам самим едва хватает комнат.

Венеция слегка вздернула брови, тем самым дав Грегору понять, что боевые знамена подняты.

– Миссис Блум, – заговорила она ледяным тоном, – уверена, никто из нас не уклонится от исполнения долга человечности, потому что ни один из присутствующих не болен и не бессердечен.

Отвислые щеки миссис Блум покрылись багровыми пятнами.

– Я вовсе не предлагала поступить немилосердно, но мы должны быть реалистичными. В гостинице не такой уж большой запас еды и нет свободных кроватей. Где будут спать этот человек и его дочь?

– Я готова разделить постель с молодой леди, – сказала Венеция. – Но не представляю, где мы можем уложить джентльмена, – добавила она, бросив многозначительный взгляд на Грегора.

Грегор мудро промолчал, сосредоточив внимание на собственной тарелке. Ему было ясно, что Венеция убеждена в его отказе проявить великодушие, но Грегору это было безразлично: будь он проклят, если согласится предоставить место у себя в постели совершенно незнакомому человеку! Да и знакомому тоже. Будь это даже его родной брат, он, пожалуй, пожертвовал бы ему одеяло, чтобы прикрыть задницу, но не более того.

Он вдруг заметил, что Венеция и миссис Блум устремили на него строгие взгляды. Он вскинул брови и ответил им столь же строгим взглядом. Он и так уже делил свою комнату с Рейвенскрофтом, который, между прочим, сильно храпел. Это само по себе было достаточной жертвой, чего же еще требовать от человека?

Венеция, сверкнув глазами, произнесла:

– Итак?

Грегор положил вилку и нож.

– Вы правы, – ответил он.

Улыбка Венеции была ослепительной, и Грегор уже пожалел о том, что высказал далее:

– Что-то должно быть предпринято, причем немедленно. – Он повернулся к Рейвенскрофту: – Ну как?

Тот недоуменно моргнул:

– О чем вы?

– Готовы ли вы потесниться ради ближнего, как предлагает мисс Уэст?

Рейвенскрофт поймал взгляд Венеции и покраснел.

– Да, да! Конечно, готов!

– Вот и нашелся выход, – проговорил Грегор вкрадчиво. – Рейвенскрофт уступит свое ложе почтенному джентльмену. Хочу надеяться, что тот не храпит.

– Но где же, – спохватился Рейвенскрофт, – где же я…

Грегор протянул руку и похлопал молодого человека по плечу.

– Для вас мы устроим постель из соломы на полу. Ничего другого не придумаешь.

– Пожалуй, что так, – со вздохом согласился Рейвенскрофт.

– Вы добрый человек, – подбодрил его Грегор и тоже вздохнул: – Ах, что может быть более вдохновляющим, чем возможность оказать добрую услугу тому, кто в ней нуждается!

Венеция посмотрела на него весьма холодно и сказала:

– Это была дурная выходка, Маклейн.

– Все допустимо в делах любви и милосердия, – парировал Грегор, потянулся к блюду с яичницей и положил себе на тарелку добавку.

– Грегор, что вы делаете?

– Думаю, это совершенно очевидно. Я ем.

– Но этот джентльмен и его дочь…

– О них позаботится мистер Тредуэлл. Если бы он нуждался в помощи, то сообщил бы нам об этом. Верно, Чамберс? – обратился Грегор к своему груму.

– Да, милорд. Мистер Тредуэлл попросил меня уведомить женщин, чтобы они в случае необходимости были готовы оказать помощь молодой леди.

– Я немедленно велю приготовить горячий чай, – заявила Венеция, после чего пустила в Грегора отравленную стрелу: – Я не отказываюсь помогать, тем, кто в этом нуждается.

С этими словами она вышла из комнаты.

– О Боже, – заговорила мисс Платт. – Я могу… м-м… то есть я могла бы тоже…

Она бросила умоляющий взгляд на хозяйку. Миссис Блум не замедлила ответить:

– Сходите в мою комнату и принесите мне нашатырный спирт. Он в маленьком пузырьке на столике у моей кровати.

Мисс Платт побежала выполнять приказание.

Грегор спокойно и не спеша доедал свой завтрак.

Венеция вернулась в комнату одновременно с новыми постояльцами. Мужчина, уже немолодой, с круглым лицом, которое соответствовало его располневшей фигуре, был облачен в добротную, но отнюдь не модную одежду, типичную для деревенского сквайра. Войдя, пожелал доброго утра и сказал:

– Позвольте представиться – сквайр Хиггинботем.

Следом за ним появилась леди в промокшем плаще с капюшоном. Ее сопровождала служанка с красным, лоснящимся от холода широким лицом, одетая в поношенный плащ и грубые башмаки деревенской работы. Сквайр продолжил, указывая на леди в капюшоне:

– Это моя дочь, мисс Элизабет Хиггинботем.

Все присутствующие, в свою очередь, назвали свои имена.

Сквайр широко улыбнулся:

– Приятно познакомиться. Должен признаться, мы бесконечно рады избавиться от холода. Мы уже не чаяли выбраться из той проклятой канавы, правда, Элизабет?

Дочь кивнула и сбросила с головы капюшон.

Рейвенскрофт ахнул, чем привлек к себе внимание всех, кто находился в комнате. Заинтригованный, Грегор обратил взгляд на объект изумления молодого лорда.

Масса золотых кудрей обрамляла личико «сердечком», нежно порозовевшее от холода. Огромные голубые глаза были обрамлены густыми темными ресницами, носик крошечный, самой изящной формы, а ротик словно розовый бутон. Девушка не старше семнадцати лет была достаточно красива, чтобы вызвать в Лондоне бурю восторга.