Шерман был озадачен, как проиллюстрировать эту идею, но, постучав себя по лбу и нарисовав грубую схему мозга, как он помнил из книг, ему удалось доставить некоторое удовольствие.

Процесс продолжался три или четыре часа, насколько Шерман мог судить о времени, закончившись вспышкой слова "Выход" красным цветом на экране и потускнением синего купола. Он повернулся к двери и увидел машину, которая привезла его, готовую к обратному путешествию. Пока он с грохотом возвращался в свою камеру, он размышлял о том факте, что ни один из людей (или что бы это ни было) в этом месте еще не показался воочию, потому что было невероятно, чтобы существа типа металлического человека-обезьяны, которые занимали следующую камеру возле него, обладали достаточным интеллектом, чтобы создать такую явно высокоразвитую технику.

Но что дальше? Он обдумывал этот вопрос, пока машина везла его в камеру. Очевидно, его держали в плену. Ему это не нравилось, каким бы комфортным ни было заключение.

Первое, что пришло в голову, – это более тщательный осмотр его камеры. На кафедре появился масляный шарик, похожий на тот, что дал ему человек-обезьяна, и еще одно похожее устройство, содержащее смазку. Там были различные инструменты неопределенного назначения, а в последнем ящике он нашел полный дубликат суставов запястья и пальцев. В большом шкафу были глубокие ящики, в основном пустые, хотя в одном из них лежало несколько книг, по-видимому, выбранных наугад из большой библиотеки: "Тайна Олдмиксон-холла", "Отчет Смитсоновского института, 1903 год", "Стихи Джеруши Дж. Уайта" – довольно нелепый набор.

Это исчерпало содержимое камеры, и Шерман огляделся в поисках дальнейшего развлечения. Его сосед-обезьяна прижался вплотную к решетке с той стороны, показывая свой интерес к тому, что делал Шерман, весело хихикая. Дальше по линии один из людей-обезьян держался за пару ручек, которые выступали из стены рядом с его шкафом. Шерман тоже схватил свои; последовал приятный небольшой электрический разряд, и в центре стены перед ним отодвинулась скользящая панель, открывая круг тающего света, который менял цвет и форму в приятных вариациях. Ощущение было чрезвычайно бодрящим, и авиатор с удивлением понял, что должен быть с этими существами… "Эти существа!" – подумал он, – "я один из них…" Так эти существа получали пищу. Эта мысль вдохновила его.

– Эй! – позвал он достаточно громким голосом, чтобы он разнесся по всему помещению. – Здесь есть кто-нибудь, кто может понять, что я говорю?

Раздался лязг металла, когда лица повернулись в его сторону по всему ряду клеток.

– Да, думаю, я понимаю тебя, – раздался голос примерно в тридцати футах. – Что ты хочешь сказать?

Шерман почувствовал огромное облегчение. Он бы никогда не поверил, что можно быть в таком восторге от человеческого голоса.

– Кто держит нас здесь и зачем они держат нас здесь? – крикнул он в ответ.

Минута молчания. Затем…

– Вблизи я смог разобрать, что это стадо слонов, и они заставили нас здесь работать.

– Что? – крикнул в ответ Шерман, не уверенный, что правильно расслышал.

– Работать! – последовал ответ. – Заставят тебя пробивать дыры в этих чертовых легких машинах. Это стирает твои пальцы, и ночью тебе приходится вкручивать новые.

– Нет, я имею в виду, что ты сказал о слонах.

– Именно это я и сказал – слоны. Они носят брюки, и к тому же они очень умные.

Неразрешимая загадка.

– Кто ты? – спросил авиатор.

– Меллен. Харв Меллен. У меня была ферма прямо здесь, где они построили свой опри-хаус8.

Вдоль края камеры Шермана начал мигать синий свет. У него было неприятное ощущение, что за ним наблюдают.

– Есть ли какой-нибудь способ выбраться отсюда? – крикнул он своему невидимому слушателю.

– Тссс, – ответил он. – Эти синие огни означают, что они хотят, чтобы ты заткнулся. Если вы этого не сделаете, вы получите в глаз луч с желтыми огнями.

Так вот оно что! Их держали их как слуг-рабов какого-то невидимого, могущественного и очень бдительного разума. Что касается "слонов в штанах", то они могут быть похожи на это описание, а могут и нет; вполне возможно, что фраза представляет собой просто живописную метафору со стороны фермера.

Возможно это настоящее вторжение на Землю, как в "Войне миров" Герберта Уэллса, книге, которую он читал в юности. Тогда комета могла быть вовсе не кометой, и… И все же все это – это превращение его в металлическую машину, крушение самолета и его последующее купание в болезненном красном свете. Все это было слишком фантастично – потом он вспомнил, что во сне никто не чувствует боли…

Они давали ему книги, еду – если эта электрическая штука действительно была пищей, в которой нуждалось его новое тело, – но мало что могли еще сделать; они держали его пленником в своего рода отравленном раю.

В любом случае замки на этих решетках не должны представлять большой трудности для компетентного механика. Он принялся за дальнейшее изучение инструментов на кафедре.

Главная трудность на пути любого плана побега заключалась в полном отсутствии у него как информации, так и средств ее получения. Механические люди-обезьяны были безнадежны, они просто лепетали бессвязные слоги и, казалось, были неспособны сосредоточить свое внимание на каком-либо объекте дольше, чем на пять минут. Что касается нью-йоркского фермера, то его клетка была так далеко, что разговор можно было вести только криками, и каждый крик сопровождался предупреждающим мерцанием синих огней. На второй день, из любопытства, Шерман поддержал разговор после того, как загорелись синие огни. Яркий поток желтого света быстро вырвался из одного угла клетки, ударив ему прямо в глаза, и, по-видимому, это сопровождалось каким-то силовым лучом, потому что он оказался распростертым на полу. После этого он не повторял этот эксперимент.

Следующий вопрос касался замка на решетке камеры. Самый тщательный осмотр, который он мог провести, не выявил стыков, детали были необычайно хорошо подогнаны. С другой стороны, он помнил, что рычаг грузовика просунулся под одну из нижних перекладин. Лежа на спине, Шерман перебирался от перекладины к перекладине, осматривая каждую по очереди. Примерно на полпути вдоль передней части камеры он заметил крошечное отверстие в основании одного бруска – просто булавочное отверстие. Поражаясь точности, которая позволяла использовать в качестве замка такое крошечное отверстие, он сел, чтобы обдумать этот вопрос.

Он был абсолютно наг, и при нем не было ничего, кроме предметов, которые были помещены в его камеру тюремщиками. Однако…

Среди набора инструментов в его бюро был нож с кривым лезвием, рукоятка которого была установлена параллельно лезвию, как будто он предназначался для рубки, а стенку того же ящика образовывала полоска материала, похожего на наждачную