– Как они тебя поймали? – спросила девушка, назвавшаяся Мартой Лами.

– В самолете. Я летчик. Они где-то сбили меня, а когда я пришел в себя, посадили в одну из этих клеток. Как ты сюда попал?

– Птицы. Я была в Вест-Пойнте со Стивенсом и этим старым дураком Вандершуфом. Они начали стрелять по птицам, а птицы просто подхватили нас и улетели вместе с нами.

– Где ты была после того, как пришла в себя? Я имею в виду после кометы.

– Нью-Йорк. На Крыше Столетия. Я уже танцевала там раньше.

– Вы случайно не Марта Лами, танцовщица?

– Точно. Кто же еще, черт возьми?

Он повернулся и неторопливо посмотрел на нее, не обращая внимания на повышенное внимание часового. Так вот она какая, знаменитая танцовщица, пересекшая два континента и три иска о разводе, которая была провозглашена самой красивой женщиной в мире в фильме "Электрические огни" в главной роли перед аплодирующим Бродвеем, на чьи выступления спекулянты продавали билеты по премиальным ценам! Как мало она напоминала его сейчас, пародию на человеческий облик, отрабатывающую свои навыки рабыни чужой и воинственной расы.

Она задала следующий вопрос:

– Куда они тебя поселили?

– Я не знаю. Где-то в клетке. Единственные люди вокруг – такие же, как эти лопухи.

Она кивнула в сторону человека-обезьяны.

– Интересно, как долго они будут держать нас за этим занятием.

– Жаль, что я не могу тебе сказать. Каков шанс совершить побег?

– Тухло. Один парень за соседним станком попробовал это три или четыре рабочих периода назад. Они вышвырнули дурачка за дверь.

– Что же произошло?

– Они послали за ним машину и залили его повсюду желтыми огнями. Это было жестоко, вы бы слышали, как он кричал.

– Как далеко мы все-таки продвинулись?

– Ты меня достал, дружище. Тссс! Наблюдайте за дурачком.

Шерман оглянулся через плечо, чтобы увидеть, как человек-обезьяна отошел от двери и вернулся к своей работе. Очевидно, что-то важное должно было произойти, судя по действиям часового и энергичному вниманию, которое бывшая танцовщица уделяла своей машине. Он не был обманут. По коридору двигалось что-то похожее на плоть и гладкое, бледное, серо-голубое, цвета дохлой рыбы, похожее на свисающую змею, затем круглая выпуклая голова и, наконец, показалась полная фигура слона!

Но такого слона, какого смертный глаз никогда раньше не видел. Ибо он был едва ли восьми футов в высоту, а его ноги были и длиннее, и бесконечно стройнее и грациознее, чем ноги любого земного слона. Уши были меньше и не представляли собой отвисшие лоскуты кожи, но обладали определенной формой и плотно прилегали к голове. Череп был огромным, выпуклым на лбу и сморщенным посередине над большими умными глазами с выражением постоянного недовольства и нетерпения. Что касается хобота, то он доходил почти до пола, был длиннее и пропорционально тоньше хобота обычного слона, а на кончике разделялся на четыре пальцеобразных выступа, расположенных по окружности ноздри.

Но самое странное, что слон был одет! Или, по крайней мере, присутствовала верхняя одежда, что-то вроде длинного плаща, который, казалось, был прикреплен под его телом и который прикрывал каждую часть тела, кроме лодыжек. Ноги тоже были прикрыты. Что-то вроде капюшона свисало с головы на ту часть плаща, которая покоилась на спине существа. Но что больше всего вызывало у Шермана чувство странности и отвращения, так это то, что обнаженная кожа, где бы она ни была видна, была того же ядовито-синего цвета, как у мертвой рыбы.

Мгновение существо стояло в дверном проеме, рассматривая их, беспокойно размахивая своим длинным хоботом, как будто могло что-то сказать о них своим обонянием. Затем он продвинулся на шаг или два в комнату и, приблизив хобот к телу Шермана, начал бегать по нему, принюхиваясь, в нескольких дюймах от него. Он почувствовал, что ему хочется закричать, повернуться и ударить тварь или убежать, но предупреждающий взгляд танцовщицы заставил его замереть.

Очевидно, удовлетворенный результатом осмотра, слон повернулся, чтобы уйти, остановившись, чтобы отцепить какой-то выступ на шлеме человека-обезьяны и приложить его к уху. Прислушавшись с минуту, он приставил конец хобота к этому выступу, фыркнул в него и ушел бесшумными шагами.

После этого в течение нескольких минут они вдвоем работали в тишине. Затем:

– Ну, теперь ты его видел, – сказала танцовщица, слово в слово повторяя то же самое, что и раньше. – Это был наш босс.

– Эта… штука? – недоверчиво спросил Шерман.

– Я сообщу об этом всему тупоголовому миру. Понимаешь, эти детки знают больше, чем Эйнштейн когда-либо слышал. Попробуй разобраться с одним из них и увидишь.

– Что они сделают?

– Выстрелят в тебя из одного из световых пистолетов. Они повсюду таскают с собой этих малышей. Они расплавят тебя везде, куда бы ни попали, и тебе придется идти в операционную, чтобы все поставить на место, и это чертовски больно.

– О, я, должно быть, был там после того, как они сбили меня на моем самолете. Они что-то сделали с моей спиной.

– Тогда ты все знаешь, дружище. После этого они надевают на вас шлем, и вы должны сказать им, о чем вы думаете. Однако вы можете победить в этой игре, если будете осторожны. Все, что я дала бы им, это то, насколько хороша была бы на вкус пара шотландских хайболлов, и это одурачило бы их.

Все это было очень странно и немало сбивало с толку. Разумные слоны, которые контролировали силы, неподвластные людям, которые могли надеть вам на голову шлем и читать ваши мысли, которые могли восстановить новую механизированную человеческую форму после того, как ей, по-видимому, был нанесен непоправимый ущерб, и которые относились к мужчинам и женщинам как к низшим животным. Их присутствие, должно быть, было связано с прибытием кометы.

Герберт Шерман читал достаточно глубоко, хотя и не очень широко. Он вспомнил какого-то англичанина, Колвина-Кевина-Кельвина, как же его там! у которого была теория, что жизнь пришла на Землю откуда-то из пустоты пространства и времени. Неужели они тоже пришли тем же путем, каким пришли предки человека, чтобы установить срок до дня господства человека над творением? Однако теперь это было довольно странное творение, с его механическими людьми и животными, превращенными в металлические статуи. Ему стало интересно, что бы сказал Ной, и он хихикнул при этой мысли.

– Что смешного, дружище?

– О, ничего. У меня появилась мысль.

Их положение в руках этих животных-хозяев было неважным, но могло быть и хуже. По крайней мере, у него была определенная свобода, он был сильнее, чем когда-либо в своей жизни, и чувствовал себя таким же