Я подхожу к краю дороги, всматриваясь в серую ленту шоссе, неожиданно опустевшую. Дима наблюдает за мной через лобовое стекло. И заговариваю.

О странном звонке и о встрече с поверенным Криса, который предложил мне сделку. Моего поспешного отказа он не принял, загадочно проговорив, что в жизни всякое случается. Случилось: папа умер.

Крис молчит.

А я продолжаю говорить. О том, что сама позвонила тому поверенному и он рассказал мне, что нужно сделать. О детской, спрятанной от чужих глаз. О сейфе. И о том, что названный поверенным код не подошел. О разбитых куклах и о том, как Марк застал меня. О побеге…

– Как-то так, – выдыхаю, вдруг ощутив себя неимоверно уставшей.

– Занятно, – хмыкает Крис. – Дай-ка свой телефончик.

– Зачем?

– Давай, некогда сейчас все объяснять.

Я достаю из кармана телефон, протягиваю Крису. А он смотрит что-то. Потом кому-то звонит со своего, просит «пробить» номер и возвращает мне мой телефон. Садись, поехали.

– Куда? – спрашиваю машинально.

– Каяться, – хмуро бросает Крис и буквально силой усаживает на поблескивающий каплями дождя мотоцикл.

Крис приволакивает меня в дом, матерясь вполголоса. Ищет Марка, таща меня за собой, как нашкодившего котенка, и тихо звереет. И пальцы его сжимают мои едва ли не до хруста. Мне больно, но я молчу, закусив губу. Страх перевешивает все. Я боюсь. Марка. Криса. Но больше Марка, потому что знаю – он убьет меня. И я никак не ожидаю, что, когда Крис находит его на кухне, – Марк спокойно пьет кофе. Но Криса это, похоже, нисколько не смущает. Он выволакивает меня из-за спины, усаживает на стул.

– Вы чего творите, придурки? – рычит Крис, кулаками упершись в деревянную столешницу.

– И тебе добрый вечер, – лениво протягивает Марк. Похоже, Дима уже поставил его в известность о моей встрече с Крисом, потому что Марк и бровью не ведет, увидев нас вместе. – Чай, кофе?

Он говорит спокойно, даже нехотя, но, когда я перехватываю его взгляд, озноб сковывает позвоночник и я невольно вжимаюсь в стул, жалея, что Крис перекрыл выход и я не могу сбежать. Там клокочет столько чувств, что моя смерть не кажется мне далекой.

– Марк, мне абсолютно плевать, что у вас с женушкой за игры, – он криво усмехается, – хоть убейте друг друга. Но какого лешего вы втягиваете меня во все это дерьмо? – и швыряет на стол маленький ключик.

Марк переводит взгляд на Криса, а я вжимаюсь в стул, мечтая только об одном – исчезнуть.

– Откуда у тебя это?

– От твоей благоверной. Она утверждает, что я заказал ей выкрасть у тебя из сейфа что-то сверхважное. Не подскажешь, что же меня так заинтересовало?

– Понятия не имею, – говорит, темнея лицом. И не сводит с меня пристального взгляда.

– Серьезно? – похоже, Крис ему не верит.

Но Марк лишь пожимает плечами, отвернувшись.

– Знаешь что, братец, похоже, нам пора кое-что обсудить.

Он переводит внимание на меня. И по его взгляду я понимаю, что мне пора убраться. Ну и ладно. Не особо и хочется тут сидеть и бояться. Надоело. Но не успеваю я встать, как на пороге появляется Регин.

– Святослав, – говорит Марк, – побудь немного с Алисой. Ей сейчас нельзя оставаться одной.

В недоумении я смотрю на Марка и не верю собственным ушам. Марк не приказал, а попросил Регина побыть со мной. И в его голосе столько эмоций, но ни холодности, ни ярости, а только что-то отдаленно похожее на… сочувствие? Быть того не может! После всего, что я сделала?

– Идемте, Алиса, – отвлекает Регин.

И я покоряюсь. И не знаю, когда уезжает Крис и почему не приходит Марк. Мне все равно. Внутри – пусто. Марьяна смотрит нежно, как мать на ребенка, у которого беда. Да, у меня беда. И хочется сбежать. Хочется хоть что-то сделать, а не сидеть на диване и пить чай с мелиссой, заботливо подсовываемый Марьяной. Выручает Регин. Приносит скрипку в новеньком футляре. Он все-таки ее починил.

– Спасибо, – шепчу одними губами.

Открываю защелку. Глажу гриф кончиками пальцев, слегка задевая струны. Бережно беру скрипку: теплая и изящная, она удобно ложится на руку, словно только и ждала этого момента. Смычок касается струн, слегка дрожа. Вдох. Прикрыть глаза. Смычок трогает струны, рождая мелодию. Она льется по венам, скользит под кожей, рассыпает мурашки. Нежно. Как журчание ручья. Проникает в душу трелью соловья и рвет сердце громовым раскатом. Кружит голову, проясняет мысли. И перед глазами рождается образ. Легкая улыбка, темные волосы, растрепанные ветром, низкий с придыханием голос, черные, как ночное небо, глаза и лицо. Идеальное. Без маски.

– Марк, – говорит он, всматриваясь в мое лицо.

– Алиса, – отвечаю. И сожаление мелькает в его взгляде, когда рядом оказывается Антон, обнимая.

Мимолетная встреча на студенческой вечеринке. Один взгляд, одно слово, легкое касание пальцев и сожаление. Это чертово сожаление. Опускаю скрипку. А я ведь и тогда не узнала его. И приходил он к Катьке. А она так и не объяснила, что их связывает.

Выдыхаю. Открываю глаза. Марк стоит, подперев плечом дверной откос. Интересно, как долго он здесь?

– Ты красиво играешь, – голос охрип, но он даже не пытается скрыть свои чувства. – Почему ты бросила музыкальную школу?

Я теряюсь. Мне казалось, он сразу потребует моей исповеди о дневном поступке и встрече с Крисом. А он…

Я подхожу к окну, возвращаю скрипку в футляр, оставленный на подоконнике, старательно укладывая ее и оттягивая момент ответа. Провожу пальцами по ее изгибам, поправляю смычок, трогаю гриф.

– Успокойся, – тяжелые ладони ложатся на плечи. Я вздрагиваю, замираю. – Не нужно меня бояться, пташка. Я не собираюсь тебя убивать.

– Я не…

– Боишься, – он проводит ладонями по рукам: вверх-вниз, тыльной стороной касается шеи, прочерчивает путь пульсирующей жилки на шее, вниз по позвонкам, талии и сцепляет пальцы в замок на моем животе, притягивая меня ближе. Я тяжело выдыхаю, чувствуя, как жар разгорается где-то внутри, растекается по телу, плавит, отгоняя страх. Спиной ощущаю его тяжело вздымающуюся грудь. – Так лучше, – он не спрашивает, но я киваю, пытаясь хоть немного отстраниться, а он лишь сильнее прижимает к себе, носом трется о макушку, глубоко вдыхает. – И пахнешь вкусно. Земляникой.

– Не говори глупости, – возражаю я, ощущая, как холод пронизывает насквозь, как будто где-то распахнули окно.

– Это ты говоришь и делаешь глупости, – шепчет, продолжая обнюхивать меня: за ухом, шею, ниже. Я все-таки подаюсь вперед, упершись ладонями в широкий подоконник, и он выпускает меня, отступает на шаг. – Так почему?

– А ты не хочешь…

– Хочу, – перебивает, вот только говорит совсем не о том, о чем я хочу спросить. Страх похолодил пальцы, острой иголкой засел в груди. – Очень хочу. Рассказывай.