– Знаю, но тем не менее.

– Если нет никаких свидетельств, а девушка сама отвергает все свои ранние обвинения и способна даже представить убедительные доказательства своим действиям, нам ничего другого не остается, как оставить дело как оно есть, – продолжил Вирккунен.

– А поинтересовался ли кто-нибудь, почему Бихар находилась в Вантаа в ночь с воскресения на понедельник, хотя утром ей следовало идти в школу? – в возбуждении спросила Анна.

– Коллеги в Вантаа задали этот вопрос, ее дядя ответил, что та должна была ехать домой еще вечером, но опоздала на поезд, – сказала Сари.

– Я тоже спросил, – вмешался Эско, – и отец девчонки сказал то же самое, что и дядя в Вантаа: Бихар опоздала на поезд и собиралась уехать утром. Ты, пожалуй, должна была не забыть спросить то же самое, чтобы мы получили подтверждение еще от третьей стороны. Быть может, кому-нибудь стоит проконсультировать тебя насчет специфики нашего труда?

– Ты мой напарник, так, может, ты это и сделаешь? – ответила Анна. – Они просто договорились заранее, какие будут давать ответы. Нам нужно было закрыть их раньше, а не дожидаться у моря погоды.

– Напомню, что девушка отказалась от своих слов уже в самом начале. Патруль, прибывший на место, не увидел в ситуации ничего угрожающего, – вмешался в разговор Вирккунен. – Полиция не может предпринимать никаких действий без достаточных оснований. Пойми, Анна, это дело закрыто – всё!

– Может, не будем пока сдаваться, – взмолилась она. – Предлагаю понаблюдать за их компанией по возможности через день или хотя бы пару раз в неделю, когда девушка возвращается домой или идет в школу, да так, чтобы нас заметили. Или вечером припаркуемся напротив их дома. На всякий случай, чтобы не случилось ничего печального.

– А смысл? – засомневался Рауно. – И когда мы успеем?

– Да черт возьми, даже и не думай! – Эско так и взвился на Рауно. – Я лично не собираюсь ни за кем следить, если закон не обязывает.

– Я не уверена, что девушка в безопасности, – попыталась продолжить Анна.

– Слушай, Анна, не стоит даже начинать, – вмешалась Сари смущенно. – Попахивает незаконной деятельностью, но, признаться, я тоже подозреваю, что в той семье не все чисто.

– Разве может являться незаконной попытка предотвратить преступление? – Анна разнервничалась и уже почти кричала: – Это же наша основная задача!

– У нас нет никакой причины подозревать, что преступление может случиться. Если следовать твоей логике, мы должны следить почти за каждым, чтобы никто по ошибке не встал на путь преступлений. Это невозможно, – сказал Вирккунен.

– Бихар в опасности, – тихо повторила Анна.

– Прошу прощения, Анна, но дело закрыто, – сказал Вирккунен и выключил кодоскоп. Теперь в его глазах светилась только решимость. – Давайте радоваться, что этим все закончилось. Сможем всей группой спокойно сосредоточиться на убийстве бегуньи. Итак, к делу.

Взбешенная Анна сбежала по лестнице вниз, на задний двор, прямиком к месту для курения и достала из сумки сигарету. «Ради всего святого, к чему я таскаю с собой эту дрянь, если не собираюсь курить на работе?» – думала она, прикуривая и затягиваясь. Никотин ударил в кровь, начал приятно пощипывать во рту. Голова немного закружилась.

– А я знал, что ты куришь.

Анна вздрогнула и чуть не выронила сигарету из рук.

– Похоже, за тобой числится пунктик красться за спинами людей и пугать их, – сказала она возникшему, как из ниоткуда, Эско.

– А у тебя что за пунктик? – спросил тот мерзким голосом.

«Еще и докучливый ко всему, – подумала Анна. – Útálotos»[17]. Она не ответила. Эско тоже закурил. Какое-то время они дымили молча.

– Так вот, Бихар Челкин обманула. Я уверена, что речь идет о насилии на почве чести. – нарушила молчание Анна. Она должна была еще раз вслух произнести это слово и особенно, чтобы этот говнюк услышал.

– Закон Финляндии не знает такого термина, – холодно сказал Эско.

– Тем не менее.

– Оставь уже. Я понимаю, ты ощущаешь особую привязанность к этим девчонкам, они, ко всему, твоего рода-племени.

– Я знаю, когда человек врет, – попыталась продолжить Анна, сдерживаясь.

– Эти чертовы мусульмане врут всегда. Вся ихняя религия – сплошное извращение, там одни только террористы и лжецы. Кстати, ты какой веры?

– Твою мать, Эско. У тебя какие-то проблемы? Что плохого кто-либо из них, кто-либо из нас сделал тебе лично? – Анна повысила голос.

– А ты типа не знаешь, – сказал Эско, сося сигарету и глядя на Анну со звериным блеском в глазах. – Вы, сраные чернозадые, приезжаете сюда, живете на широкую ногу за государственный счет, за наш, мать вашу так, счет, – сказал Эско, швырнул тлеющую сигарету на землю, тут же закурил следующую и посмотрел на Анну с вызовом. – Или еще: вы отбираете рабочее место у какого-нибудь финна, вот ты, например.

– Чье рабочее место я заняла?

– Вряд ли ты была единственным заявителем.

Какое-то время Анна не могла сказать ни слова. Она знала, что начинать рассказывать Эско о том, как она после получения диплома перебивалась всякими полуслучайными заработками, посылая анкету за анкетой, и все попусту, все не имело никакого смысла. Она-то по своему опыту знает, что таким, как Эско, бессмысленно рассказывать о безнадежности, о страхе, о войне, о пытках, об унижении, о притеснениях, о нищете и голоде, о том, что в мире полно людей, для которых каждый божий день означает список всех этих вещей. Такие вот Эско фанатичны в своей убежденности, их ничем не свернуть с места. С ними ничего не поделать. Ничего не остается, кроме как извиниться и уйти.

Анна побежала по лестнице на этаж, выплескивая раздражение в коридоре и наказывая себя за то, что опять повелась на курево. На третьем этаже в сумке пропищал телефон. Она закрыла дверь кабинета, села, задыхаясь, за стол и достала телефон. Одно сообщение. Она открыла его, прочитала и застыла на месте, ощущая, как все внутри сжалось. Сообщение пришло с незнакомого номера:

Привет, милашка. Ты вкусняшка. I wanna taste[18].

Анна отправила запрос на номер. Ответ пришел через секунду: скрытый номер или подключение с предоплаченной карточкой. «Интересно, от кого? – Анна была в полной растерянности. – От Петри? Так я не давала ему номера, хотя он и просил. Может, ему как-то удалось залезть мне в телефон? Может, он нашел мою визитку? Их полно в комоде в прихожей. Старший констебль Анна Фекете.

Если сообщение от Петри, то шутка дебильная.

А если нет?»

По телу пробежала холодная дрожь. Анна разыскала в бумажнике номер телефона, который сгорающий от стыда и стеснения Петри, уходя, оставил ей. Он просил позвонить ему. Анна посмотрела на номер – не тот, что в сообщении. «Позвони и спроси», – приказала она себе, – все станет ясно». Но что-то мешало. Ей не хотелось звонить, не хотелось создавать впечатление любопытствующей дамы. Он оказался хорошим знакомством во всех отношениях, но одной ночи ей было достаточно. Она не желала дарить ни капли надежды, потому что ее не было. «Зачем я тогда храню эту записку?» – спросила она себя, убирая ее обратно и стирая сообщение.