На экране компьютера мигало входящее письмо – от Линнеа Марккула: «Обнаруженная в желудке Рийкки пища, судя по степени переваренности остатков, была съедена около четырех часов дня. Лосось, рис и кедровые орешки. А в субботу я наконец-то оторвалась по полной».

Анна фыркнула: «Я тоже. К сожалению».

Она решила пойти в город пообедать, а заодно изучить меню ресторанов в центре, да и показать фотографию Рийкки официантам. Если бы ей только удалось выяснить, где и с кем Рийкка обедала. Она решила зайти в цветочную лавку. На балкон можно купить кустиков вереска в горшочках или еще чего морозостойкого.

«И зачем меня вечно отправляют к этим старикам?» – размышлял Рауно, рассматривая морщинистые руки сидящей напротив Ауне Тойвола. Кофе, который она предложила, оказался слабым и безвкусным. Рауно протянул ей фотографии Рийкки и Йере.

– Вы знаете этих людей?

Ауне поменяла очки (несколько пар лежало на клеенке рядом со стопкой газет) и начала внимательно рассматривать фотографии. Рауно барабанил пальцами по столу и поглядывал на старомодные часы на стене. «Черт подери, здесь можно застрять до вечера», – нервно подумал он, хотя не понимал причины своего беспокойства. Во всяком случае, домой он не спешил. После вечера пятницы он не обмолвился ни одним словом с женой, если не учитывать нескольких обязательных фраз, связанных с девочками. Нина вернулась под утро. Не сказала, где задержалась, да он и не стал спрашивать.

Осадок остался.

– Девчонку никогда раньше не встречала, а вот парень этот мне знаком, – сказала Ауне, прервав раздумья Рауно. Он взбодрился, сделал глоток остывшего кофе. – Сын Коски, точно?

– Именно, Йере Коски.

– Семью Коски я хорошо знаю. Вейкко и Лийса, а Вейкко – сын Илмари. Илмари учился классом старше меня в народной школе, взял в жены Лотту Сийтонен и родил Вейкко. А других детей у них не было. Померли оба уже давненько.

– Что вы знаете про Йере? – Рауно решил поторопить Ауне.

– Так кто этих молодых нынче поймет. Илмари любил приложиться, то же самое говорят и про Вейкко.

– А что же Йере?

– Он разве не в университете? Может, хоть сын пойдет дальше отца.

– Убитую девушку звали Рийкка Раутио. Она тоже родом отсюда. Говорит ли вам это имя что-нибудь?

– Раутио… не слышала, – сказала Ауне, приподняла очки, глотнула из своей чашки и начала всматриваться в фотографию Рийкки.

Рауно вдруг захотелось вырвать снимок из ее рук и сбежать. Но куда? Выпить пива? В понедельник вечером? А почему бы и нет.

– Секундочку… Ирмели, дочка Калеви и Санни Пааккаринен, кажется, вышла замуж за одного по фамилии Раутио.

– Мать Рийкки зовут Ирмели.

– Смутно припоминаю эту Ирмели. Как это тяжело, когда твоего ребеночка убивают таким вот образом, да еще и совсем рядом. У меня с тех пор двери всегда на замке. Страшно, а вдруг они и сюда заберутся пострелять.

Чашка в ее руке задрожала, кофе расплескался на блестящую поверхность стола.

– Сомневаюсь, что вам что-то может угрожать, – сказал Рауно максимально убедительно. «Только с какого перепугу я могу это знать?» – продолжил он уже про себя.

– Смерть девушки наступила около десяти часов вечера. Вы помните что-нибудь о том вечере?

– Что? – переспросила Ауне, потрогав пальцами слуховой аппарат.

– Говорю, помните ли чего о вечере накануне того дня, когда вы обнаружили девушку? Может, что-нибудь особенное?

Ауне задумалась.

– Да не было ничего особенного, – наконец сказала она. – Вечером я смотрела телевизор, и, вообще, я рано ложусь. Всегда.

– Как вы тут одна справляетесь?

– Вполне себе нормально. Я же еще могу двигаться, да и с мозгами у меня пока еще все куда ни шло, – Ауне коротко рассмеялась. – Только вот со слухом беда, а вот сейчас стало страшно. Одно счастье – медсестра приходит по утрам. Уж хотя бы сразу найдут, если что и случится.

– Есть ли у вас кого позвать к себе на некоторое время? Родственники какие? – сказал Рауно, вставая из-за стола.

– Сын далеко живет. Да и работает он много – некогда ему.

Ауне собрала со стола крошки в дрожащую ладонь, задумалась, глядя в окно, и не встала провожать Рауно.

По краям дорожки стоял тихий и сумрачный лес. «Пускай, – подумала Анна, – та же дорожка, тот же лес, да и мир такой же, что и посветлу». Она пыталась убедить себя, как это делала мама в детстве, когда ей становилось страшно в темноте. «Не буду ничего надумывать. И кому только в голову приходит мысль прокладывать беговые дорожки в лесу? Ведь они могли бы точно так же мягко извиваться сквозь районы и кварталы, сквозь дворы, от одной парковки к другой, от магазина к приходскому дому. Можно бегать в окружении света и людей, а не всегда в одиночестве и в темноте».

Ноги словно налились тяжестью. Анна бежала медленней обычного, но и на это сил не хватало. Похоже, слишком много курила в последнее время. «Вообще-то, курить я бросила уже много лет назад», – так она убеждала себя, закуривая вечерами очередную сигарету. Днем она курила последний раз до призыва в армию, да и тогда не очень много. Пачки могло хватить на неделю.

«A fene egye meg с этими сигаретами. – Она мысленно выругалась. – Без них и кофе не вызывал бы изжоги». В кармане пропищал телефон. Отличная возможность остановиться! Пришло одно сообщение. Тот же номер, что и днем. Незнакомый. Предоплаченная карточка.

– A faszom[19], – сказала она вслух.

Ты получила мое сообщение днем? Ты меня сильно интересуешь. And hey, hey, let's be careful out there[20].

Вокруг шелестел лес. Темнота казалась почти непроницаемой. Там за ветвями может прятаться кто угодно, и его не заметишь. Вдруг раздался шум, словно от сильного порыва ветра. Анна стала озираться вокруг, убрала телефон в карман. Она обязательно выяснит, кто посылает эти сообщения и с какой целью. «Вероятно, это тот инвалид – решил докучать. Некоторые не в состоянии переварить то, что с ними не хотят больше встречаться, ну так хотя бы играл открытыми картами, а то скрытый номер превращает послания в жалкую пугающую мерзость. Может, он того и хочет?»

И тут же она увидела, как кто-то бежит ей навстречу. Захотелось броситься в лес и спрятаться за деревьями.

«A francba[21], тут есть и другие спортсмены, и у них на это есть полное право», – выругалась мысленно Анна, когда мимо пробежала фигура в темном тренировочном костюме и поздоровалась с ней. Тоже старая спортсменка. В молодости Анна знала всех бегунов в округе, все они здоровались друг с другом, встречаясь на дорожке. Точнее, Анна их не знала, не знала их имен, места жительства, семейных отношений, профессии или увлечений. Они были знакомы друг с другом только здесь – одетые в спортивную одежду и с повязкой на лбу. Анна знала: если она отправится побегать в понедельник в шесть часов вечера, то встретит одну даму средних лет в красном костюме, а вечером в выходные навстречу попадались двое пожилых мужчин. В четверг – один симпатичный паренек, который, к огорчению, совсем не обращал на нее никакого внимания и только здоровался. Вполне возможно, они и не узнали бы друг друга в другой обстановке и в другой одежде, но их объединяло ощущение единства. Они были что-то вроде байкеров или путешественников в домиках на колесах, приветствующих друг друга в любом уголке мира. Иногда Анна ощущала по отношению к этим безымянным и безликим коллегам по беговому цеху даже большую привязанность, чем к своей матери.