канистры с банановым пивом или с керосином… Из лавок, выстроившихся вдоль одной из сторон грязной рыночной площади, выбежали бои и принялись разгружать бидоны с пальмовым маслом и мешки с цементом, которых с нетерпением ждали пакистанцы.

Вирджиния вошла в лавку, купила бутылку «Примуса», потом долго торговалась на рынке с ворчливым старикашкой по поводу куска табака, который тот отрезал от длинной плетеной спирали, и наконец направилась к женщинам, устроившимся на потрепанных циновках и продававшим золотистые пончики из мисок, расписанных красными цветочками. Она купила три штуки под горящими от зависти взглядами мальчишек, которые днями напролет, все время, пока работал рынок, сидели по-турецки напротив торговок и не сводили глаз с этих недостижимых лакомств. Вирджиния пошла по тропинке, которая вела к холму, где жила ее тетка.

Узкая тропинка бежала вдоль гребня, возвышавшегося над насыпными террасами, которые спускались к засеянному маисом болоту. Отсюда открывался вид на холмы, по уступчатым склонам которых рассыпалось множество домиков – круглых и прямоугольных, крытых соломой или реже черепицей. Многие из них прятались в густых банановых рощах, так что об их присутствии можно было догадываться лишь по синеватому дымку, лениво поднимавшемуся над огромными глянцевыми листьями. На посаженных ровными квадратами кофейных деревцах уже краснели гроздья ягод. В болотистой низине еще сохранилось несколько кустов папируса, среди которых, не обращая внимания на работающих крестьянок, с небрежной грацией прогуливались четыре венценосных журавля.

На вершине самого высокого холма виднелись представительные здания миссии. Зубчатая башня церкви напомнила Вирджинии картинку из учебника по истории: замок, который, согласно многократно повторенному уроку сестры Лидвины, очень и очень давно служил в Европе жилищем благородным воинам.

Солнце должно было вот-вот скрыться за холмами, когда в конце тропинки показался наконец дом тетки Вирджинии. Сколастика, которая, конечно же, издалека узнала фигурку своей племянницы, тотчас бросила работу на поле, собрала корзину со сладким картофелем, который как раз выкапывала к ужину, взбежала вверх по склону и, прежде чем Вирджиния дошла до дома, встала у входа. Она едва успела обтереть пучком травы ноги от налипшей на них земли и опустить покрывало, вздернутое выше колен, чтобы удобнее было работать. Вирджиния вынула из сумки плетенку и, как полагается, поставила ее себе на голову. «Добро пожаловать, Вирджиния, – сказала Сколастика, – я знала, что ты придешь, меня об этом предупредили. Вчера вечером огонь вдруг начал трещать, а над пламенем заплясали искры. Это верный знак, что будет гость. Тогда я произнесла слова, которые следует произносить в такой момент: „Араказа йизанье импамба. Пусть гость придет не с пустыми руками“. Но я знала, что это ты придешь. Я Ньогозенге, твоя тетка по отцу. Леонсия должна была отпустить тебя ко мне».

Она знаком велела ей войти во двор, после чего обе направились к дому. Сколастика встала на пороге, а Вирджиния изящно наклонилась, чтобы та смогла снять у нее с головы плетенку. Тетка взяла ее обеими руками и медленно, осторожно поставила на полку за дверью, прежде чем ей будет найдено почетное место среди маслобоек и молочных кувшинов.

Настало время переходить к приветствиям. Сколастика и Вирджиния обнялись и долго ощупывали друг друга, в то время как тетка нашептывала в ухо племяннице длинную череду пожеланий: «Гирумугабо – чтобы ты обрела мужа! Гирабана бенши – и много детей! Гиринка – чтобы у тебя были коровы! Гира амашьо – большое стадо! Рамба, рамба – долгих лет жизни! Гира амахоро – да будет мир с тобой! Казе неза – добро пожаловать!»

Сколастика и Вирджиния вместе вошли в дом. Сколастика открыла принесенную Вирджинией корзину, достала из нее калебас, вынула из футляра в форме колчана две соломинки для питья, протянула одну Вирджинии. Женщины сели на корточки друг против друга. Сколастика поставила калебас посредине, и они втянули в себя по глотку пива. Сколастика глубоко вздохнула, выражая таким образом свое удовлетворение.

Первый день, проведенный Вирджинией в гостях у тетки, был, естественно, посвящен триумфальному обходу соседей. Вечером Сколастика рассказывала собравшейся родне о знаках уважения, которые оказывались ее племяннице-лицеистке. Везде, даже у язычника Ругажу (Сколастика воспользовалась случаем, чтобы посоветовать ему окрестить детей, по крайней мере мальчиков, чтобы они могли пойти в школу, как другие). Муж Сколастики долго расспрашивал Вирджинию об учебе: сам он два года проучился в начальной семинарии и с гордостью показал ей три книжки – по арифметике, грамматике и спряжению глаголов, которые бережно хранил в память о полученном образовании. Сколастика, казалось, не слишком приветствовала интерес мужа к племяннице. Когда пришло время ложиться спать, Вирджиния, после долгих колебаний и многословных смущенных пояснений, заверений в уважении и извинений все же объявила тетке, что на следующий день не пойдет, как та решила, в миссию. Ей надо было побывать у Клотильды, подруги детства, с которой они играли, танцевали, скакали через веревочку, когда Вирджиния приезжала к Сколастике. Она знала, что Клотильда замужем и что недавно у нее родился ребенок. Она пообещала зайти к ней, как только приедет. Сколастику несколько шокировала дерзость, с которой Вирджиния обращалась со своей теткой по отцу. Но она скрыла свое недовольство. В конце концов, Вирджиния – студентка, ее учителя в лицее – белые, а тех, кто постоянно живет рядом с белыми, трудно понять. «Ладно, – сказала Сколастика, – сходи к Клотильде, а в миссию пойдем послезавтра. Отец Фульгенций хотел тебя видеть».

Вирджинии было не по себе, когда, перед тем как отправиться к Клотильде, она пошла прощаться с теткой, но Сколастика ничем не выказала своего разочарования и даже дала ей несколько сладких-пресладких бананов игисукари – для Клотильды и ее малыша. Вирджиния положила бананы в сумку и пошла к дому подруги. Однако, пройдя недавно насаженную эвкалиптовую рощицу, она резко сменила направление и после долгих петляний оказалась на крутой тропинке, спускавшейся к болоту. Там, посредине склона, стоял дом язычника Ругажу. Во дворе играли, бегали, тузили друг друга оборванные детишки. Увидев Вирджинию, они застыли как вкопанные.

Вирджиния знаком подозвала старшего, которому на вид было лет десять.

– Иди сюда, мне надо тебе кое-что сказать.

Мальчуган немного помедлил, но потом, растолкав братьев и сестер, подошел к Вирджинии.

– Как тебя зовут?

– Кабва.

– Так вот, Кабва, ты знаешь Рубангу? Знаешь, где он живет?

– Рубанга? Колдун? Да, я знаю Рубангу. Я ходил к нему несколько раз с отцом. К этому старому болтуну только мой отец и ходит. Все говорят, что он сумасшедший, а еще говорят, что он отравитель.

– Я хочу, чтобы ты меня отвел к