– Только одну минуту, синьор. Постарайтесь покороче.

Я обратился к разбойнику, произнося слова тихо, но отчетливо:

– Вы хотите что-нибудь передать некоему Андреа Луциани? Я его друг.

Нери взглянул на меня, и на его лице сверкнула мрачная улыбка.

– Андреа – добрая душа. Если хотите, скажите ему, что Тереза умерла. А я даже хуже покойника. Он-то знает, что я не убивал Терезу. Не смог бы! Нож оказался у нее в груди прежде, чем я успел ей помешать. Но так даже лучше.

– Она сделала это, чтобы не принадлежать другому? – спросил я.

Кармело Нери кивнул. То ли зрение меня подвело, то ли у этого отпетого разбойника в глазах блеснули слезы.

Жандарм подал мне знак, и я отошел. Почти сразу же появился возглавлявший небольшой отряд офицер. Размеренно и мелодично позвякивая шпорами, он прошел по брусчатке тротуара, запрыгнул в седло и отдал команду. Толпа расступилась, лошади перешли на рысь, и через несколько мгновений вся группа вместе с находившимся в ее центре грузным угрюмым разбойником исчезла вдали. Люди разбились на небольшие группки и, оживленно обсуждая увиденное, стали расходиться по сторонам, возвращаясь домой или к своим делам. Огромная площадь опустела быстрее, чем можно было себе представить.

Я некоторое время задумчиво расхаживал туда-сюда, погруженный в свои мысли. Перед моим внутренним взором предстала мертвая Тереза, худенькая и хрупкая, такая, как описал ее капитан-сицилиец. Она лежала на пустынной земле Монтемаджоре с нанесенной самой себе раной в груди, освободившей ее от любви и посягательств мужчин. Значит, есть женщины, которые предпочитают смерть неверности? Странно! Очень странно! Конечно же, это должны быть женщины-простолюдинки, такие как возлюбленная этого разбойника. Элегантная герцогиня в шелковых нарядах сочла бы кинжал довольно вульгарным утешителем и скорее выбрала бы любовника, а еще лучше – целый сонм любовников. Лишь грубое невежество предпочитает могилу бесчестию, нынешняя же просвещенность дает нам более мудрые наставления и учит нас быть не слишком щепетильными в том, что касается нарушенного слова или обещания. Благословенный век прогресса! Время постоянного движения вперед, когда яблоко порока столь хитро маскируется и столь искусно приукрашается, что мы и вправду можем поместить его на фарфоровое блюдо и угощать им своих друзей как редким, отборным плодом добродетели. И никто не заметит совершаемого нами обмана, мы ведь и сами едва его видим, настолько великолепна эта подделка!

Прогуливаясь по площади, я обнаружил, что раз за разом прохожу мимо головного участка карабинеров, и, повинуясь внезапно вспыхнувшему во мне любопытству, наконец вошел в здание, решив разузнать некоторые подробности поимки разбойника. Меня принял симпатичный молодой человек интеллигентного вида. Он взглянул на протянутую мной визитную карточку и учтиво меня приветствовал.

– О да! – ответил он в ответ на мои расспросы. – Нери доставил нам массу неприятностей. Но мы подозревали, что он покинул Гаэту, где некоторое время скрывался. Разрозненные обрывки информации, полученные из разных источников, вывели нас на верный путь.

– Легко было его взять или же он сопротивлялся?

– Синьор, он сам сдался, как ягненок! Вот как все произошло: один из наших людей следил за женщиной, с которой жил Нери, некоей Терезой, и довел ее до одного места, узкого прохода у горного перевала, где она исчезла. Он доложил об этом, и мы выслали туда вооруженный отряд. В полночь бойцы проползли туда и образовали плотное кольцо вокруг места, где предположительно находился Нери. С первыми лучами солнца они бросились на приступ и взяли его. Похоже, он этому нисколько не удивился, лишь сказал: «Я ждал вас!» Его обнаружили сидящим рядом с телом его возлюбленной – у нее были ножевые ранения, она истекала кровью. Несомненно, это он убил ее – он ведь врет как дышит.

– А где же были его сообщники? Вроде бы он верховодил большой бандой, разве нет?

– Именно так, синьор, но мы всего пару недель назад поймали трех его главных сообщников, а остальных след простыл. Полагаю, Кармело сам распустил их и отправил разбойничать по всей стране. В любом случае банды больше не существует, а с подобными субъектами там, где нет единства, нет и опасности.

– И какой же приговор ждет Нери? – спросил я.

– О, разумеется, пожизненная каторга на галерах, других вариантов нет.

Я поблагодарил «просветившего» меня офицера и вышел из участка. То, что я узнал, меня обрадовало, поскольку обнаруженные мною в фамильном склепе сокровища теперь безраздельно принадлежали только мне. Нечего было даже думать, что кто-нибудь из банды Нери рискнет приблизиться к Неаполю, чтобы их разыскать. Я с мрачной улыбкой подумал: знай предводитель разбойников историю моих злоключений, он бы, скорее всего, обрадовался, что его сокровищам суждено помочь в осуществлении столь замысловатого плана мести. Все трудности передо мной сами собой исчезали, препятствия устранялись, и мой путь становился совершенно свободен. Каждый малозначительный инцидент казался очередным указующим перстом, направлявшим меня по прямой дороге, ведущей к желаемой развязке. Казалось, сам Господь стал на мою сторону, а ведь Он всегда на стороне справедливости! Пусть нечестивые не думают, что, вознося длинные молитвы, регулярно наведываясь в церковь с кротким выражением лица и молитвенно сложенными руками, они способны обмануть Вечную Мудрость. Моя жена молилась, преклоняла колени, словно прекрасная святая, в тусклом свете свечей у священного алтаря, обратив бездонные глаза к безупречному и бесконечно порицающему Христу. И поглядите же! Каждое произнесенное ею слово было богохульством, которому суждено пасть проклятием на ее голову. Молитва опасна для лжецов, она подобна прыжку на обнаженную шпагу. В качестве благородного оружия шпага защищает, а выхваченная как последнее средство труса – убивает.

Когда заканчивалась третья неделя сентября, я вернулся в Неаполь. Погода сделалась прохладнее, и благоприятные прогнозы о постепенном угасании эпидемии холеры начали обнадеживать исстрадавшихся и истерзанных ужасом людей. Торговля возобновилась, прожигатели жизни вернулись к своим удовольствиям, и общество опять закружилось в легкомысленном вальсе, словно никогда и не переставало танцевать. Я приехал в город довольно рано и располагал временем для некоторых предварительных приготовлений к осуществлению своего плана. Я снял самые шикарные апартаменты в лучшей гостинице, поразив всех своим богатством и значительностью. В разговоре с владельцем гостиницы я как бы невзначай обмолвился, что желаю купить экипаж и лошадей, что мне нужен первоклассный камердинер, и добавил, что полагаюсь на его вкус и рекомендации в том, где лучше всего получить то, что я ищу. Стоит ли говорить, что он стал моим рабом – даже монарху не служили лучше, чем мне, и даже официанты наперебой спешили угодить мне, а слухи о моих сказочных богатствах, щедрости и расточительности передавались из уст в уста, явив тот результат, которого я и стремился достичь.

Итак, наступил вечер моего первого дня в Неаполе. Я, предполагаемый граф Чезаре Олива, аристократ, которому все завидовали и льстили, сделал первый шаг к отмщению. Стоял изумительный вечер, удивительный даже для этого чудесного края, с моря дул легкий ветерок, небо было жемчужного оттенка и чистое, как опал, расцвеченное плывущими по нему облаками темно-красного и розово-лилового цвета, крохотными ворсистыми кудряшками, похожими на дождик из лепестков, пришедший из какой-то неведомой страны цветов. Ветер гнал по заливу легкую рябь, поднимавшуюся небольшими темно-синими волнами с легкими гребешками пены.