Чем больше она пыталась отойти от муравьев, тем более блеклыми представлялись ей другие сюжеты. Разве все уже не было написано? Пейзажи — скучно, абстракционизм — слишком вяло. Впрочем, в Ки-Уэсте она попробовала себя в роли портретиста. Дочери Невилла Фрэнка получить заказы оказалось плевым делом, и натурщики были восхищены результатами, но втайне от остальных она поняла, что в ее портретах отсутствует душа. С отцовского благословения она вернулась к своему любимому сюжету. Сообщество муравьев — живое и решительное, а ее картины отражали эту энергию. С раннего детства муравьи покорили ее душу, стали источником вдохновения. У нее все получалось само собой.

Она опустилась на колени на влажную горячую землю под сенью гигантского индийского фикуса. Подол платья был грязным, колени болели, а обруч в волосах сполз и прилип к влажному лбу, но она не обращала на это внимания. Единственное, что ее заботило, — два рабочих муравья, несущих кусочек сахара в муравейник. Кусок был тяжелым (ей пришлось топнуть по нему, чтобы разбить), и муравьи уже более получаса пытались втащить его по мраморной лестнице, ступеньки которой были почти незаметны под опавшей листвой. Вылезшие корни древнего дерева походили на замерзшие водопады, спустившиеся с небес и вросшие в землю. Шишковатый ствол за столетия искривился и был настолько широк, что не сразу и обойдешь.

Там, в ветвях, старый садовник Анджело построил ей убежище — самое настоящее, с деревянной лестницей у ствола, между веток, оканчивающейся помостом с ограждением из старых корабельных веревок, и маленьким домиком посредине. Работа заняла почти год. Папины друзья любили сидеть на помосте, выпивать и наслаждаться пейзажем. Они неустанно твердили Мадлен, как ей повезло. Но девочке больше нравилось возиться в земле. Ее друзьями были крошечные создания, которые населяли борющуюся за место под солнцем растительность у основания массивного дерева.

Муравьи, неловко толкая сахар, попытались втащить его на ступеньку лестницы, но не удержались и упали. Вот это да! Мадлен представила, что бы произошло, случись такое с ней, и услышала хруст собственных костей. А голова бы треснула как орех… Но она знала, что тела муравьев устроены иначе. Падение не стоило им жизни. Может, они и ушиблись, но переломов у них точно нет. Муравьи собрались с силами и повторили попытку. Казалось, вот-вот втащат — и снова неудача. Мадлен охнула от сочувствия и беспомощности. Почему они просто не уйдут с лестницы? Она могла бы заманить их на листик и поднять в безопасное место, но папа велел не вмешиваться. Он часто говорил, что каждый, даже муравей, должен понять, что бога нет, и решать свои проблемы самостоятельно. А мама сказала, что ориши оберегают всех земных тварей. Мадлен было всего семь, но она подозревала, что прав папа. Так или иначе, муравьям помощь не нужна — они знают, что делают. Они умные и организованные. Они строят муравейники и носят туда еду вот уже восемьдесят миллионов лет — намного дольше, чем существует человечество.

Мадлен склонилась над ними.

— У вас получится, ребята, — успокаивающе пробормотала она. — Вы же знаете, что получится.

Она затаила дыхание. Муравьи снова собрались с силами и сделали четвертую попытку поднять глыбу. Они уцепились за кусок сахара и, пятясь, принялись взбираться по стене. Глыба неожиданно легко подалась, и тут на помощь им бросился третий муравей.

— Не мешай им, дурашка! — воскликнула Мадлен, борясь с искушением удалить непрошеного помощника. Третий не был осведомлен о методе, который открыли первые двое, и только мешал. Закончилось все тем, что двое героев втащили-таки и сахар, и его самого на следующую ступеньку. Добрались!

Мадлен в восторге захлопала в ладоши, как оказалось, слишком громко. Из зарослей красного гибискуса показалась голова Росарии.

— Магдалена, дорогая, — сказала она, — посмотри на себя. Поднимайся и пойдем под вентилятор. На улице слишком жарко. Я не хочу, чтобы ты сидела на земле, аморсете,[17] ты же знаешь, кто может выползти и укусить тебя.

Мадлен ее не слушала. Она заметила на первой ступеньке множество черных муравьев, которые собрались вокруг какого-то предмета, и наклонилась, чтобы разглядеть получше. В центре был большой красный муравей. Мадлен не особенно любила рыжих муравьев, сама не понимая почему. Может, потому что они были больше и агрессивнее. Но в подобной ситуации, встретившись с толпой черных муравьев, рыжий был беспомощен. Мадлен в изумлении, смешанном с ужасом, наблюдала, что происходит. Хотя она и не симпатизировала рыжим, но видела, насколько неравны силы. Черные муравьи метались вокруг рыжего, пока тот не съежился и не замер. Только тогда они оставили его в покое. Мадлен опустилась на колени, чтобы осмотреть полученные чужаком повреждения. Когда ей исполнилось шесть лет, папа подарил ей волшебное стекло, но подарок исчез. Она знала, что его забрала мама и теперь оно лежит на маленьком алтаре в маминой спальне. Сейчас это стекло очень бы пригодилось! Рыжий муравей лежал на боку, смешно скорчившись. Вряд ли он умер-, муравьи часто притворяются, чтобы их оставили в покое.

Мадлен выпрямилась, услышав, что подъехала машина Невилла. Она бы побежала встречать папу, но хотела увидеть, возобновят ли черные атаку и спасется ли рыжий. Возможно, на этот раз она вмешается и соорудит довольно длинную преграду, чтобы…

Мама опять позвала ее в дом. Мадлен мысленно заткнула уши невидимыми розовыми шариками. Они не пропускали мамин голос, только папин.

— Ради всего святого, Росария… Ребенок занят муравьями. Отец подошел и навис над ней: соломенная шляпа набекрень, в зубах вонючая сигара.

— Что случилось, малышка?

— Посмотри на этого рыжего муравья, папа. Как ты думаешь, он умер?

Высокий, статный отец опустился на колени, и лицо его оказалось на одном уровне с лицом Мадлен. Запах рома и сигар окутывал Невилла подобно облаку.

— Здесь слишком темно. Я без очков его не вижу. Давай положим твоего приятеля на листик и отнесем в студию. Ты сможешь сесть за мой стол и нарисовать его. — Он погладил дочь по голове. — Я так редко тебя вижу, малышка, и был бы не против посидеть с тобой.

Невилл понимал Мадлен — разве не он поощрял ее увлечение таинственной жизнью в траве? — к тому же его самолюбию льстило, когда он рассказывал, какая у него необыкновенная дочь.

Джон испытывал профессиональный интерес к странному увлечению Мадлен. На его взгляд, оно стало жизненно необходимым в тот момент, когда бурная и беспорядочная жизнь ее родителей оказалась для девочки слишком запуганной и она не смогла с этим справиться. Ее побег в предсказуемый мир муравьев, по словам Джона, являлся способом отгородиться от страха и неразберихи, вызванных религиозным экстазом матери и постепенным отдалением отца. Ее поведение доказывало, что, когда Росария обезумела, у Мадлен хватило здравого смысла, чтобы опасаться матери. Муравьи стали ее мимолетным увлечением, которое переросло в настоящее. Мадлен смеялась над его теорией, но, возможно, в чем-то он и был прав.