Павел, придя в ярость оттого, что его прекрасно составленная диспозиция пропала попусту, дал опоры коню и в бешенстве помчался во дворец, оставив свою жену, армию и тех, кого он пригласил на столь славные маневры, промокшими до костей. Они пребывали там с пяти часов утра до часу пополудни. Приблизительно таким же образом Мария проводила каждое утро с одной или, самое большее, с двумя фрейлинами, одна из которых была к тому же фавориткой и пользовалась всеми знаками внимания со стороны Павла и его придворных». Но были в жизни Марии Федоровны и светлые дни. В 1781–1782 годах Екатерина позволила великокняжеской чете совершить поездку по Европе. Они отправились в путь, взяв имена графа и графини Северных, и побывали на родине Марии Федоровны, повидались с ее семьей, а также объездили всю Европу: Англию, Францию, Италию, Австрию, Бельгию и Швейцарию — и привезли оттуда много идей для украшения своих резиденций. Великая княгиня занялась этим с присущим ей энтузиазмом. Выросшей в маленьком имении Монбельяр на границе Франции и Германии и воспитанной в соответствии с советами Жана Жака Руссо, Марии Федоровне очень нравились романтические и сентиментальные затеи, которыми украшали сады на рубеже XVIII и XIX веков. Она устроила в Павловске настоящую молочную ферму, не только для того, чтобы не иметь недостатка в парном молоке, но и как аттракцион для гостей и средство приучения своих детей к «крестьянскому труду». Там «по желанию великой княгини Марии Федоровны… был разбит огород для занятий в нем детей ее высочества. Великие князья отбивали грядки, сеяли, садили; великие княжны пололи, занимались поливкою овощей, цветов и т. д. Час отдыха возвещался звоном в колокол на кровле Старого Шале, звонила нередко сама августейшая хозяйка, и «работники и работницы» собирались к завтраку, приготовленному в комнатах Шале или во дворце под сенью веранды».

А на берегу речки посадили Семейную рощу, о которой Василий Андреевич Жуковский писал так: «Спустясь к реке Славянке (сливающейся перед самым дворцом в небольшое озеро), находишь молодую березовую рощу: эта роща называется семейственною, ибо в ней каждое дерево означает какое-нибудь радостное происшествие в высоком семействе царском (т. е. рождение ребенка. — Е.П.). Посреди рощи стоит уединенная урна Судьбы».

Мария Федоровна много рисовала, в число любимых ее «рукоделий» входила не только вышивка, но и… работа на маленьком токарном станке, очень модное развлечение для европейских женщин в конце XVIII века. Изготовленные ею настольные украшения можно увидеть в музее Павловска.

Великая княгиня готовилась стать образцовой матерью. Но тут она столкнулась с неожиданными препятствиями. Екатерина, словно взяв пример с Елизаветы, забрала у своего сына и невестки двух старших сыновей, Александра и Константина, и воспитывала их сама. Как прежде великой княгине Екатерине, так теперь великой княгине Марии приходилось просить разрешения на свидание со своими детьми. Для этого она ездила из Гатчины в Петербург и обратно, а дорога занимала не меньше четырех часов.

«В час я, вероятно, буду в карете и надеюсь попасть в Гатчину к пяти. Я велю подать мне в карету холодное мясо, чтобы не тратить времени на обед, признаюсь, я так устала к вечеру, что чуть было не уснула на балу. Знаете ли Вы, дорогой друг, что у меня с собой ничего нет. Александра уступила мне свою постель, генеральша — ночной чепец и где-то раздобыли кофту…», — писала Мария Федоровна.

Но у Марии были еще и дочери-княжны — Александра, Елена, Мария, Екатерина, Анна (еще одна девочка, Ольга, умерла совсем малышкой), и младшие сыновья — Николай и Михаил (он родился позже, в 1798 г., когда Павел уже стал императором). Они росли рядом с матерью.

(Старшая дочь Павла и Марии Федоровны родилась 29 июля 1783 года.)

Екатерина была недовольна. Ей хотелось еще и третьего принца — для надежности. Тем не менее она дала внучке женский вариант того же имени, что и любимому старшему внуку, — Александра. В императорских семьях все не случайно, и, разумеется, имена великих князей и княжон имели свое значение. Второму внуку Екатерина дала имя Константина, наняла ему няню-гречанку и надеялась увидеть его на троне в Константинополе. Александр же получил имя, которое никогда раньше не встречалось в родословных русских императоров и должно было напоминать соотечественникам об Александре Невском, а иностранцам — об Александре Македонском. Принцесса же, вероятно, по мысли Екатерины, должна была стать его ближайшей союзницей и помощницей. Когда она выйдет замуж, то ее имя будет напоминать жителям ее новой страны, с какой великой державой они породнились.

Александра Павловна

По поводу рождения внучки императрица написала Гримму: «Моя заздравная книжка на днях умножилась барышней, которую в честь старшего брата назвали Александрой. По правде сказать, я несравненно больше люблю мальчиков, нежели девочек…».

Но позже она не преминула похвастаться: «До шести лет она ничем не отличалась особенным, но года полтора тому назад вдруг сделала удивительные успехи: похорошела, выросла и приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера». В другом письме императрица не без самодовольства отмечает: «Меня она любит более всех на свете, и я думаю, что она готова на все, чтобы только понравиться мне или хоть на минуту привлечь мое внимание».

Воспитанием девочек занималась баронесса Шарлотта Карловна Дивен. Лифляндка, вдова генерал-майора, мать шестерых детей обладала суровым нравом. Когда ее нанимали на службу, она не побоялась высказаться об императрице довольно нелицеприятно и сказать, что она согласна взяться за эту работу только при том условии, если сможет удержать детей подальше от распущенных нравов Двора. Легенда гласит, что Екатерина, подслушивавшая этот разговор, тут вышла из-за ширмы и сказала, что именно такую воспитательницу для своих внучек она и искала. В любом случае, девочки должны были чувствовать себя с такой воспитательницей, как за каменной стеной. Закон Божий им преподавал Андрей Самойлович — весьма образованный священник, много лет проживший за границей и некогда сопровождавший Павла Петровича и Марию Федоровну в их поездке по Европе. Позже он уедет в Венгрию с Александрой Павловной и будет с ней до самой ее кончины.

Когда старшие девочки — Александра и Елена — подросли, их стали приглашать в Зимний дворец. В письме 1794 года Екатерина рассказывает Гримму, как осматривала апартаменты, подготовленные для них: «Я прошла коридорами в комнаты Александры, которой уже минуло одиннадцать лет и она с нынешнего лета считается взрослой девицей…», потом императрица «отправилась к Елене; ее спальня так мило убрана, что она, наверное, не заснет в эту ночь от удовольствия».

Вскоре старших принцесс начинают показывать на публике. 25 февраля 1796 года (Александре 13 лет) Екатерина пишет Гримму: «Вчера на маскараде великие княгини Елизавета (жена Александра. — Е.П.), Анна (жена Константина. — Е. Я), княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина, придворные девицы — всего двадцать четыре особы, без кавалеров, исполнили русскую пляску под звуки русской музыки, которая привела всех в восторг, и сегодня только и разговоров об этом и при дворе, и в городе. Все оне были одна лучше другой и в великолепных нарядах».