писал Державин об этих царевнах.

Юные принцессы, разумеется, получают самые лестные отзывы от приближенной ко двору петербургской знати. Вот что пишет княгиня А. А. Голицына брату: «Будущая королева прелестна. Ей четырнадцать лет, она выше меня ростом (пошла в мать), она умна и необыкновенно любезна; с нею обходятся как со взрослой; она постоянно играет в бостон с пожилыми дамами. Императрица обожает ее, и заметно, что она ее любимица».

Но почему она называет Александру «будущей королевой»? О, это целая история!

Когда Александра подросла, у Екатерины уже созрел план, как можно будет использовать девочку для вящей славы России. В феврале 1796 года, через несколько дней после свадьбы Константина с младшей принцессой Кобургской Юлианной Генриэттой Ульрикой, императрица делится со своим постоянным корреспондентом такими размышлениями: «Теперь женихов у меня больше нет, зато пять невест, младшей только год, но старшей пора замуж. Она и вторая сестра — красавицы, в них все хорошо, и все находят их очаровательными. Женихов им придется поискать днем с огнем. Безобразных нам не нужно, дураков — тоже; но бедность — не порок. Хороши они должны быть и телом и душой». Екатерина задумывает смелый проект — соединить брачными узами двух «заклятых друзей» — Россию и Швецию. Русская и шведская династии, Романовы и Ваза, уже не раз «шли на сближение». Покойный Петр III не только внук Петра, но и внучатый племянник Карла XII, а сама Екатерина приходилась кузиной шведскому королю Густаву III. Это, правда, не помешало ему в 1788 году начать войну против племянницы, да еще в тот момент, когда основные российские силы были заняты в Турции, но это дело прошлое — русские в той войне победили. Екатерина сочинила пьесу «Горе-богатырь Косометович», в которой высмеивала неудачную военную кампанию кузена, и теперь считала, что вполне можно «замириться», сочетав браком Александру и сына Густава III — Густава IV Адольфа.

Правда, оба Густава в тот момент планировали другой брачный союз. Принц заключил помолвку с Луизой Шарлоттой Мекленбургской. Но Екатерина то ли еще не слышала об этом, то ли не придала этому факту большого значения. В 1795 году (Густав III скончался тремя годами ранее) она пишет Гримму: «Покойный король желал женить сына на старшей из моих внучек; он и сыну внушил такое сильное желание, что тот только об этом и мечтал. Девица моя может терпеливо ждать решения своей участи до совершеннолетия короля, так как ей всего одиннадцать лет. Если же дело не уладится, то она может утешиться, потому что тот будет в убытке, кто женится на другой. Я могу смело сказать, что трудно найти равную ей по красоте, талантам и любезности, не говоря уж о приданом, которое для небогатой Швеции само по себе составляет предмет немаловажный. Кроме того, брак этот мог бы упрочить мир на долгие годы. Но человек предполагает, а Бог располагает: обидами да оскорблениями мира им не купить, да, кроме того, еще нужно, чтобы король ей самой понравился…».

Но после того как о помолвке с принцессой Мекленбургской официально объявили, Екатерина должна была как-то на это отреагировать, чтобы не «потерять лицо». Она посылает на границу Швеции войска во главе с Суворовым — якобы для смотра крепостей. Шарль Массон записал в дневнике: «Из этого странного приказания можно было видеть скорее досаду оскорбленной женщины, чем благоразумие государыни. Уважение к себе самой, к своему полу и в особенности к прелестной внучке должно было предостеречь Екатерину от столь громкого изъявления своей досады».

Но Екатерина довольно давно уже не считает нужным скрывать свою досаду. Она пишет Гримму: «Поздравляю вас с тем, что 1 ноября будет объявлено о браке молодого шведского короля с чрезвычайно некрасивой и горбатой дочерью вашего друга герцогиней Мекленбургской. Говорят, впрочем, что, несмотря на некрасивость и горб, она мила. Если бы герцог-якобинец был частным лицом, я отколотила бы его палкой за то, что он не сдержал своего слова, не снесясь со мной по настоящему делу… Различия религий не должны были препятствовать этому делу, спасительному для обоих государств. Пусть регент ненавидит меня, путь ищет случая обмануть — в добрый час! — но зачем женить своего питомца на безобразной дурнушке? Чем король заслужил такое жестокое наказание, тогда как он думал жениться на невесте, о красоте которой все говорят в один голос?».

«Регент», упомянутый в этом письме, — это родной дядя короля, герцог Зюдерманландский, который управлял страной до совершеннолетия Густава. А «различия религий» — это основное официальное препятствие для устройства этого брака. Сама Екатерина, как мы помним, в свое время, не колеблясь ни минуты, сменила протестантизм, в котором была рождена и воспитана, на православие. Сейчас же она была категорически против того, чтобы Александра стала протестанткой. Императрица даже загодя позаботилась о том, чтобы у принцессы в Стокгольме была своя домовая православная церковь, и отправила туда в качестве подарка драгоценный резной иконостас, ризы и церковную утварь. Она твердо решила добиться этого брака и, увидев, что все легальные пути исчерпаны, не колеблясь, стала играть «по-черному». В Стокгольм приехал некий генерал-майор Александр Яковлевич Будберг. По приказанию императрицы он нашел некоего Кристина, известного швейцарского путешественника и авантюриста. Тот сумел тайком подобраться к юному королю на балу и сообщить ему, что его дядя его обманывает, его новая немецкая невеста безобразна и, вероятнее всего, не сможет подарить ему наследника, в то время как Александра прекрасна, здорова и ждет его. Своего Екатерина добилась: 17-летний принц расторг помолвку и выразил желание приехать в Россию, познакомиться с будущей невестой.

* * *

Шведов в России встречали со всевозможной пышностью и торжественностью.

Гаврила Романович Державин пишет в честь их приезда такую романтическую балладу, которая в аллегорической форме описывает будущий союз Александры и Густава:

Герцог Зюдерманландский смиренно просил прощения у императрицы за то, что вел войну против нее, Екатерина призналась, что «потеряла память» об этих событиях. Принца и регента представили Павлу Петровичу, Марии Федоровне и их дочерям, а затем начался бал. И не один!