– Я подумал о твоем предложении. Хочешь долю в бизнесе – о’кей. Я согласен.

Гандыбин довольно улыбнулся.

– За это нужно выпить, – он разлил всем коньяк и поднял рюмку. Компания чокнулась и выпила.

– Папа, у меня есть для тебя отличная новость. Подполковник уже знает, – произнес неожиданно Лаврецкий-младший.

Отец с Тамарой повернулись в его сторону.

– Сегодня ночью в наш клуб пробрался непрошеный гость. Из полицейских, между прочим. Старший оперуполномоченный. С полными карманами наркотиков. Ужас. Настоящий оборотень в погонах.

– Мы его пока отпустили. Но он у нас крепко сидит на крючке: заявление уже лежит в отделе Собственной безопасности. Так что, даже если он что и видел, не успеет и рта раскрыть, как очутится на нарах.

– Это точно не рискованно? Может, его прямо сейчас закрыть? А то мало ли что? – занервничал хозяин.

– Не сейчас. Если его повязать, это может привлечь лишнее внимание. Пусть все поутихнет, тогда им и займемся, – успокоил его Гандыбин. – А вы молодцы. Я давно думал, как бы избавиться от этого правдолюбца.

Хлыщ довольно ухмыльнулся.

– И не с такими справлялись.

– Ладно, с этим решили. Вообще-то я к вам за другим приехал. Как говорится: у вас купец – у меня товар.

Тамара недоуменно посмотрела на отца и застыла с бокалом вина в руке. Лаврецкий-младший похотливо посмотрел на девушку и подмигнул ей.

У Гандыбина давно созрел план выдать свою дочь за сына самого влиятельного в городе бизнесмена. Но до этого как-то не находилось удачного момента предложить Лаврецкому сделку. Если отбросить лишнее морализаторство, то Хлыщ был неплохим вариантом для Тамары. И для самого подполковника. Хваткий, умный подонок, «мужчина самостоятельный», с таким, по мнению мента, его дочь-художница не пропадет. А на все его криминальные выходки можно закрыть глаза – по большому счету…

Тамара на мгновение потеряла дар речи. Она знала, что отец – отнюдь не образец порядочности, но это обычно касалось его работы, и об этой части его жизни она предпочитала знать как можно меньше. А вот такой подлости по отношению к себе девушка от отца никак не ожидала. У нас что на дворе – Средневековье? Я что, вещь, чтобы за меня решать мою судьбу? Да и за кого он меня сватает? За идиота с двумя извилинами, подонка, бабника. Наглого и подлого. Он и школу еле окончил, а диплом ему папа подарил на день рождения. Про живопись вообще лучше промолчать. Тамара всегда представляла, что ее возлюбленный будет не просто спутником по жизни, но и человеком, хорошо разбирающимся в искусстве. Ведь картины, живопись были для нее всем. А что мог предложить этот «женишок»? Пьянки, пошлые шуточки, разговоры про тачки и то, как круто он вчера оторвался? Нет, увольте!

– Что-то холодать стало, идемте в дом, – предложил бизнесмен.

Девушка, еще минуту назад огорошенная и раздавленная предательством отца, с ненавистью посмотрела на окружающих. Выпрямила спину, гордо вскинула голову и, ни на кого не глядя, быстрыми шагами направилась к дому. У беседки мужчины курили, обслуга собирала со стола бутылки и еду. А Валерий, разгоряченный алкоголем и приятными переменами в жизни, догнал девушку и засеменил рядом. Предложение Гандыбина его воодушевило. Может, после этого Томка перестанет наконец артачиться и смотреть на него, как на букашку. Правда, представления о внимании и ухаживаниях у молодых людей были разные. Без лишних слов сынок-мажор, как бы поддерживая, приобхватил девушку за талию и плавным движением опустил руку ниже. Тамара резко остановилась и с разворота влепила нахалу звучную оплеуху. Шедшие за «нареченными» следом мент и бизнесмен остановились. На их покрасневших от выпитого лицах застыли идиотские улыбки.

– А что, дело житейское, – сморозил Гандыбин.

– Да, огонь-девка, – подтвердил Лаврецкий-страший.

– Да пошли вы все! Ненавижу!

Девушка со злостью выхватила из рук отца бутылку и швырнула в окно. Раздался звон разбитого стекла.

– Дочка, успокойся. Ну, перебрали чуть-чуть. У парня руки развязались. Он извинится…

– Да не нужны мне ваши извинения. И женишка вашего дебильного не надо. Хотите – валите с ним в ЗАГС сами.

Клокоча от обиды и злости, Тамара бросилась по дорожке к выходу из сада. Запрыгнула в припаркованный отцовский джип и, утопив педаль газа до упора, рванула с места.

На площадке перед домом стояли ошарашенные Лаврецкие с Гандыбиным. Вид у них был слегка пришибленный – как у щенков, которым устроили выволочку, а за что – они так и не поняли.

– Ничего, дело молодое. Тамара у меня вспыльчивая, но отходчивая. Понервничает, подуется и успокоится. – Подполковник похлопал Лаврецкого по плечу.

– Смотри, Валера, эта девка как возьмет тебя за яйца, так потом не вырвешься. По струнке будешь ходить, как шелковый, – подколол Лаврецкий сына, весело подмигнув.

Все трое зашли в дом и продолжили выпивать.

* * *

Анкудов сидел на кухне, бесцельно пялясь в черный квадрат окна. Одинокая лампочка во дворе освещала далекие гаражи и близкие ветки липы, упирающиеся в стекло. Дул тихий летний ветер, и ветки так же тихо и печально постукивали друг о друга. Пейзаж не вдохновлял. Натюрморт, если вдуматься, тоже. На столе стояла початая бутылка водки и закуска, состоявшая из пары соленых огурцов, банки килек с белыми глазами, тихо лежащих в чем-то красном, и буханки хлеба. Опер залпом опрокинул стопку и зачерпнул из консервной банки ложкой невнятную, но яркую жижу. Скривился и заел все хлебом, не чувствуя вкуса.

Холостяцкая квартира Анкудова выглядела более чем скромно. Денег хватало только на то, чтобы оплатить коммуналку, что-то поесть, чего-то выпить. Всю мебель в однокомнатной малосемейке составляли кривоватый стол, три табурета, шкаф, тахта, тумбочка и мягкое кресло с просиженной подушкой.

Павел пил второй день. После ареста в фитнес-центре его повезли в отделение, где и оформили по полной программе. Подброшенные наркотики, незаконное проникновение, превышение служебных полномочий. По указанию Гандыбина его, правда, в тот же день и отпустили. Но от этого было не легче. По сути, его подставили, как и многих бедолаг, ежедневно проходивших через руки продажных ментов.

Самым обидным было предательство старлея, дежурившего тогда на входе в фитнес-центр. Его же подчиненный – и сдал со всеми потрохами, даже бровью не повел. И, что самое страшное, он далеко не исключение. Такие, как этот парнишка, полицейские, напялив форму, днем делают вид, что борются с преступностью, а вечером, сдав табельное оружие и сложив в шкафчике униформу, отправляются в услужение к бандитам.

Анкудов наливал себе рюмку за рюмкой, все больше и больше тупея, все глубже и глубже проваливаясь в мягкое алкогольное забытье. Заглушить горе водкой было не самым лучшим выходом из ситуации. А точнее – и вовсе не выходом. Но опер, словно зверь, был загнан в угол. Оставалось либо, оскалив зубы, выскочить прямо на охотников, либо ждать, как на бойне, пока у подонков дойдут до него руки. Первое ничего не решало. Выбрать второе не позволяла гордость. Пьяный, измотанный, он не имел представления, куда идти и что делать. Алкоголь же помогал ослабить чувство тревоги, хотя бы до утра.