– Хорошо, – сдался Павел, – я согласен. Слово нужно держать. Ты мне – я тебе. По рукам.

– По рукам.

Копоть приобнял опера по-дружески.

– Все будет путем. У меня уже готов отличный план. Комар носа не подточит. Что, еще по пятьдесят?

– Слушай, что-то я сегодня перебрал. Пойдем, я проветрюсь немного… Чувствую, завтра будет голова гудеть страшно.

Павел оделся, и они вышли на улицу.

* * *

Тамара посмотрела в зеркало заднего вида – размазанная тушь оставила на щеках черные разводы, заплаканные глаза распухли и покраснели. Как у вампира, подумала девушка. А, теперь уже плевать! Тамара мчалась на бешеной скорости по пустынной трассе, злость клокотала в ней, грозя разорвать изнутри, – и девушка еще глубже вдавливала в пол педаль газа. Если бы ее сейчас попробовал кто-нибудь остановить за явное превышение, он бы крупно об этом пожалел. А вот если бы сюда волшебным образом перенесся ее «женишок» – с землей бы сровняла, еще и поездила бы по нему туда-сюда… Навязчивые мысли о минувшем вечере не давали Тамаре покоя. Хотелось убежать от самой себя, от предателя-отца, от пошлой наглости этого мажора Лаврецкого. Вспомнила некстати, как в детстве отец опекал и оберегал ее, как маленькую принцессу. А теперь… «Он продал тебя, он тебя продал…» – крутилось в голове заезженной пластинкой. Девушка чувствовала себя беззащитной, беспомощной. К кому обратиться? Была бы жива мама, она бы не допустила такого, никогда! Тамара снова заплакала. К подругам ехать не хотелось – самая близкая, Аня, была сейчас в Берлине, на стажировке. С ней они делились всем, от кисточек на занятиях до девичьих секретов… Остальные, Тамара знала, успокоят, выслушают, напоят чаем. Но вот объяснять им, что случилось и кто ее обидел, ей сейчас хотелось меньше всего. Хотелось не любопытства, а простого человеческого внимания, тепла, понимания. Тамара вдруг остро ощутила, насколько она одинока в этом мире.

Слегка успокоившись, девушка решила ни с кем не встречаться, да и не хотелось никого беспокоить. Она уже въехала в город – позади остались одноэтажные домики с цветущей сиренью вдоль дощатых заборов и спальные районы с гуляющими парочками и редкими фонарями. Центр встретил девушку разноцветными огнями рекламы – Тамара заметила, что на главном проспекте голубым потусторонним светом мерцали даже полутораметровые снежинки, забытые с Нового года. Девушка слабо улыбнулась и поймала себя на мысли, что все эмоции перегорели и теперь она не ощущает ничего, кроме безразличия. Будто бы ее взяли, как губку, и выжали до последней капли. Тома свернула с центральной улицы и двинулась в сторону набережной. Она решила поставить машину на берегу, посмотреть на ночную реку, успокоиться – и заночевать в салоне. Тут ее никто не найдет и не побеспокоит. Девушка сбросила очередной звонок и выключила мобильник. С тех пор как она сбежала со «званого ужина», ей раз двадцать пытались дозвониться то отец, то «женишок» Лаврецкий. Она бросила телефон в сумочку, припарковала машину, заглушила мотор и вышла к парапету. Воздух был прохладным и влажным, над водой уже начал подниматься туман, на небольших волнах слегка покачивалось и дрожало отражение прибрежных фонарей. Тамара запрокинула голову – звезды мерцали как-то далеко и загадочно. Глаза слегка щипало от недавних слез, да и сейчас снова захотелось плакать – уже из жалости к себе и к покинутому миру. Девушка спустилась по ступеням вниз, к самой реке, зачерпнула черной воды и ополоснула лицо. Почувствовала себя слегка посвежевшей, глубоко вздохнула и, улыбнувшись сама себе, вернулась к машине. Достала из сумочки пачку «дамских» сигарет, закурила. А что еще делать, когда ты никому не нужен, да и тебе – никто, если вдуматься.

* * *

Анкудов с Копотем вышли из подъезда и свернули за угол. Николай собирался затарить товарища упаковкой снадобья от похмелья. Работы предстояло невпроворот, а Пашка, похоже, завтра будет способен лишь мычать нечленораздельно и держаться за голову, чтоб не раскололась. У стоянки друзья заметили знакомый силуэт. Тамара стояла к ним спиной, речной ветер трепал волосы и легкое платье. Девушка слегка склонила голову, чтобы сигаретный дым не попадал в лицо, но ни один из товарищей не ошибся – это она, Тамара. Не подозревая, что Николай тоже с ней знаком, Анкудов сделал вид, что пьян сильнее, чем было на самом деле, и повис на руке у Копотя. Последний тоже решил не открывать карты перед другом. В памяти почему-то всплыла давняя, еще детдомовская, история. И тоже из-за девчонки, в которую втюрились оба.

Выйдя из аптеки, друзья начали прощаться. Николай сделал было вялую попытку предложить довести Пашу до дома, тот горячо отказался – и они разошлись в разные стороны. Анкудов быстро заскочил домой, умылся-приоделся, залпом выпил две таблетки из припасенной на завтра упаковки и бодрым шагом двинулся к набережной. По дороге купил в цветочном киоске букет. Его стоимость составила почти двухдневный заработок опера, но Павлу сегодня все было нипочем. Роскошной девушке – роскошные розы. Слегка захмелев от запаха цветов, предстоящего свидания и скорого, как он надеялся, решения его проблем, Анкудов купался в розовых мечтах. Неожиданно позади послышались приближающиеся быстрые шаги. Анкудов резко обернулся.

– Коля?

– Паша?

– Ты куда это с цветами на ночь глядя?

– А ты – куда? Обещал же завтра быть как огурчик, а сам – по бабам? Нехорошо, друг…

Оба, такие разные – высокий, стройный Анкудов и крепкий, среднего роста Копоть – стояли посреди улицы с почти одинаковыми букетами и одинаково ревниво косились на стоявшую у парапета девушку.

– Не знал, что вы знакомы.

– Представь себе.

– И что делать будем?

– Не знаю, как ты, а я иду к ней, – уверенно глядя в глаза другу, сказал Павел.

– Я тоже, – ответил Николай. – Так что, мы сейчас будем, как мальчишки, выяснять отношения? Тебе это ничего не напоминает? Детдом, сад, парта, Варька?

– Что-то слишком часто у нас симпатии сходятся, блин. Столько лет один, как шиш в кармане. А стоило встретить настоящую девушку – ты тут как тут, – ответил опер.

– Предлагаю бросить монетку…

– И что?

– Кто выиграл – того и девушка.

– Что значит «того и девушка»? Это живой человек, а не медведь плюшевый в песочнице. Кого отошьет – второй получит еще один шанс. У тебя мелочь есть?

Анкудов порылся в карманах и достал кругляш.

– Орел.

– Решка.

Опер подбросил монетку, поймал и разжал ладонь.

– Ну, я пошел – пожелай мне удачи, Паш, – довольно произнес Копоть и, поправив воротник, направился в сторону девушки.

Анкудову не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать из тени, как Николай, поговорив с Томой, сел к ней в машину, и они укатили. Паша с сожалением посмотрел на свой букет, сунул его в урну и решил отправиться домой. Вроде бы все вышло честно. Тогда повезло ему, сегодня – Копотю. Но на душе от этого легче не стало.