– Я, наверное, ужасно беспардонна, но расскажите – как вы жили в детдоме?

– Вначале даже и не задумываешься. Сравнивать-то не с чем. С самого детства, сколько себя помнишь – один, и все вокруг такие же – одинокие подкидыши. У нас никого не навещали родители, не дарили подарки или там сладости. Наверное, нам было легче, чем детям в других детдомах, но я себя от этого лучше не чувствовал. И чем старше становился, тем острее ощущалась эта обделенность – вниманием, лаской, заботой, любовью. Я потом только по телевизору увидел, как смотрят детдомовцы в окна на пришедших навестить сына или дочку родителей. Можно только догадываться, насколько это мучительно и больно. Знать, что ты никому не нужен, и в то же время видеть, как твоего соседа целуют, гладят по голове.

– А я вот сегодня накричала на папу. Дурочка.

– Ничего, завтра помиритесь, – успокоил Николай.

Девушка зевнула и допила из бокала остатки вина. Бутылка была пуста. За окном, далеко над плоскими крышами домов, черная ночь начинала терять глубину, размываясь по краям неба до уныло-серого цвета.

– Вы, наверное, спать уже хотите – да и утро скоро. Три часа ночи. Сейчас я постелю.

– Николай, извините, вы очень хороший человек. И беседа сегодняшняя мне очень понравилась. Очень кстати вы появились со своим гостеприимством. Но… У меня сейчас столько проблем и такой бардак в голове, мне нужно некоторое время, чтобы со всем этим разобраться. Вы меня понимаете?

– Да, Тамара, без проблем. Я вам в соседней комнате постелю, а сам тут лягу. Приставать не буду, не бойтесь.

– Я и не боюсь, – честно ответила Тома.

Он отнес в спальню теплый плед и закрыл за девушкой дверь. Вздохнул и вытянулся в гостиной на диване. Раскладывать было лень, поэтому поудобнее устроил под головой пеструю диванную подушку и уставился в потолок. В тишине было слышно, как Тамара легла и, немного поворочавшись, вскоре затихла.

Николай закинул руки за голову и еще долго смотрел, как изредка пробегают по потолку полосы света от проезжающих машин. Уснул, когда за окном было почти светло.

* * *

Анкудов сидел в машине у подъезда Копотя и нервно барабанил пальцами по двери. Вчера вечером он заметил, что парочка укатила в том направлении, где снимал квартиру друг, – и вместо того, чтобы отправиться спать, как решил раньше, не поленился прогуляться несколько кварталов и проверить свою догадку. Квартира находилась на втором этаже, но все, что выследил опер, – это свет в гостиной, который горел почти до рассвета. Выспаться ему не удалось – да особо и не хотелось. Из-за перевозбуждения нервной системы, литра выпитого с утра кофе или чудодейственных таблеток Копотя – Павел гадать не стал. А вот узнать, чем закончилась минувшая ночь для этой парочки, очень хотелось…

Павел достал из пачки последнюю сигарету и закурил. Вскоре дверь парадного отворилась – из подъезда вышла Тома, а за ней Копоть. Машина Анкудова стояла поодаль, у кустов, – и он не мог слышать, о чем они говорят.

– Спасибо за приятный вечер. Я очень ценю в мужчинах сдержанность и благородство – по нынешним временам это редкие качества. Простите… Вы ведь не обижаетесь на меня, правда?

Тамара положила руку ему на плечо и заглянула в глаза. Николай отрицательно покачал головой. В глубине души он, конечно, мечтал о другом исходе ее визита. Вино, легкая беседа, поцелуи, страсть, секс… Но что поделаешь – им не по 15, а Тамара Гандыбина – не из тех, кто вешается на шею первому встречному. Жаль, конечно.

Тамара достала из сумочки мобильник, включила его и позвонила отцу.

– Привет, папа. Все хорошо. Я сейчас в мастерскую, позже перезвоню. Пока.

Тома сочувственно посмотрела на Копотя, потирающего затекшую шею.

– До свидания, – сказала она Николаю и легко коснулась губами его щеки. Села в машину и уехала.

Копоть стоял и грустно провожал глазами удаляющийся автомобиль.

– Привет! Что такой печальный – всю ночь лимонами кормили, что ли?

– Здорово. Да уж, можно и так сказать. А говорят, что история не знает повторов. Тогда у тебя с Варей не вышло. Сегодня у меня с Томой.

При этих словах Копотя Павел заметно повеселел, сказал:

– Но ведь все было по-честному, друг? Следующая попытка – за мной.

– Давай, валяй. Удачи. – Копоть апатично махнул рукой. – Только не забудь, что сегодня вечером встречаемся с Фокусником. В Тулу поедем.

* * *

Купив по дороге второй за последние сутки букет, Анкудов нервно прохаживался вдоль входа в здание, где находилась мастерская Тамары. В который раз он ругал себя, что не воспользовался случаем, когда она пригласила его посмотреть картины, не поцеловал. Кто знает – может, вся его жизнь повернулась бы иначе. Он не пошел бы в этот проклятый притон, его не сдал бы собственный подчиненный, не висело бы над ним «дело»… И вообще – может быть, в этот самый момент они бы с Тамарой снова плыли бок о бок в бассейне. Опер фантазировал бы и дальше – возможно, дошел бы до свадьбы и двоих прекрасных их с Томой детей, но тут из дверей с картиной в руках выпорхнул и сам предмет его мечтаний.

– Тамара, здравствуйте!

Павел подбежал к девушке и протянул букет. Она вежливо улыбнулась и кивнула головой – мол, руки заняты, подождите, пожалуйста. Сунула картину на заднее сиденье, туда же положила Пашкины розы.

– Спасибо большое, очень красивые цветы. Вы, наверное, поговорить хотели? Давайте в другой раз, хорошо? Я сейчас безумно спешу, – она захлопнула дверцу машины и снова исчезла в подъезде.

Анкудова словно из шланга ледяной водой окатили. Сбитый с толку и расстроенный, стоял он посреди тротуара и пялился на дверь, захлопнувшуюся за девушкой его мечты. Он, конечно, предполагал возможность и такого развития событий. Но чтобы Тома «отшила» его так – профессионально быстро, да еще и с этой дежурной улыбкой… Будто и не было того момента в мастерской, заигрываний в бассейне. Странный способ общения. Павел не любил выступать в роли покорной мышки в накрашенных коготках пусть даже и самой смазливой барышни. Ненавидел, когда им пытались помыкать, – и уходил при первых же признаках таких манипуляций. Наверное, поэтому и был до сих пор один. Да-а-а, видно, не разглядел он сразу, что это за птица. Нафантазировал себе тургеневскую барышню – ну и сам виноват.

Злой на себя – а заодно и на всех баб на свете, – Анкудов отправился к Копотю.

– Паша, стой! – почти у дома через дорогу перебегал сам Николай, махая ему рукой.

– Куда ты? Я же к тебе почти пришел.

– Выскочил на минуту за сигаретами.

Копоть оценивающе посмотрел на безрадостного опера и с сочувствием покачал головой.

– И тебе, друг, похоже, не подфартило. Ну да ничего. Знаешь, в такие моменты народная мудрость «Все бабы – дуры» кажется единственно правильной и неоспоримой, как «Капитал» Маркса. – Николай хохотнул и по-дружески хлопнул Пашу по плечу. – Ладно, к делу. Мне только что Ленька звонил. Пора приступать.