Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подавленные строгими моральными принципами и избыточной интеллектуальной деятельностью половые инстинкты Марины робко попытались заявить о себе лет эдак в шестнадцать, но без особого успеха. С головой погрузившись в изучение теории Галуа, псевдоэллиптических интегралов и полиномов Лежандра, девушка с обманчивой легкостью усмирила настойчивый зов плоти. Это не для нее. Секс — это так вульгарно и примитивно. Ей требовалось нечто большее.
Надо быть полной идиоткой, чтобы, подобно своим сверстницам, вздыхать над фотографиями красавцев-актеров или лить слезы от любви к прыщавым инфантильным одноклассникам. Да и вообще она еще слишком молода, чтобы думать о любви. Когда-нибудь придет и ее время — не останется же она старой девой в конце концов. Когда это время придет, и что тогда будет, Марину не волновало. Занятая решением интеллектуальных задач, она просто не успевала задумываться об этом.
В тот день Марина ушла от лагеря особенно далеко. Перевалив через две невысокие скалистые гряды, она оказалась в живописной долине, по дну которой, капризно извиваясь среди облепиховых деревьев с изящными и длинными, как ногти фотомоделей, серебристыми листьями, спешила вниз узкая молочно-белая речка.
Червячук спустилась вниз и ополоснула водой разгоряченное лицо. По контрасту с раскаленным солнцем воздухом вода казалась ледяной.
Река была неглубокой — сантиметров двадцать-тридцать, и выглядела совершенно безобидной, но это было обманчивое впечатление. Инструктора в лагере не уставали повторять, что именно такие узкие и неглубокие речки могут стать смертельными ловушками даже для сильных и опытных спортсменов. Их дно усеяно острыми скользкими камнями, а вода несется вниз с горных склонов с головокружительной скоростью. Стоит поскользнуться и потерять равновесие — и безжалостный ледяной поток поволочет тебя по каменистому ложу, не давая возможности подняться или за что-либо зацепиться. Удар головой о камень, потеря сознания — и ты труп.
Поборов искушение перейти через речку и продолжить исследование окрестностей, Марина присела на крупный нагретый солнцем валун, достала из рюкзака бинокль и фотоаппарат, сделала несколько снимков, отложила камеру в сторону и, взяв бинокль, навела его на привлекшее ее внимание странное светлое пятно среди буровато-черных базальтовых скал.
На скале, раскинув руки и ноги, лежал обнаженный мужчина — молодой и бесстыдно-прекрасный, как античное божество. Полувозбужденный член мужчины слегка приподнимался над черным треугольником волос. На фоне загорелых мускулистых бедер он казался совсем белым и невероятно большим.
Впрочем, был он на самом деле большим или нет, Червячук не представляла. Ни разу в жизни она не видела живую мужскую наготу. Ее образование в этом вопросе ограничивалось изучением музейных скульптур и картин старых мастеров. Порнушка и эротические журналы в золотые советские времена встречались так же редко, как золотые самородки в колымских реках, но даже если бы Марине случайно попался в руки похабный журнальчик — уродливое порождение загнивающего капитализма, — она принципиально не стала бы смотреть подобную пакость — этого еще не хватало.
В то же время в наготе незнакомца не было ничего гадкого, пошлого или вульгарного, и девушка замерла с биноклем в руках, не в силах отвести взгляд от смуглого мускулистого тела.
Мужчина пошевелился, чуть изменив позу, и у Марины перехватило дыхание. Руки задрожали, изображение потеряло четкость, но призрачная расплывчатость мужской наготы, лишая разума и воли, притягивала девушку с неодолимой силой. Марина казалась себе кометой, случайно залетевшей в смертельный и беспощадный гравитационный водоворот черной дыры, водоворот, из которого нет возврата.
Поле сознания стремительно сужалось. Исчезло все — и окружающий мир, и ее собственное тело, и горячая тяжесть в груди, и даже оглушительное биение сердца. Остались лишь дрожащие, как в лихорадке, окуляры бинокля с неясными контурами светлого пятна на темном фоне. Непроизвольно девушка оперлась руками о колени, придавая изображению устойчивость.
Годами сдерживаемые и подавляемые инстинкты вырвались из-под контроля, как воды разрушившей ненавистную дамбу мощной многоводной реки.
Не понимая, что с ней происходит, на гребне острого, как лезвие отравленного дротика, эмоционально-чувственного взлета Марина неожиданно пережила нечто подобное тому, что цзен-буддисты называют сатори , индусы — самадхи, нирваной или ниббаной , а даосы — сокровенным единением или долинным оргазмом , — экстатический транс, уникальный мистический опыт, непостижимый сознанием и неописуемый словами.
Она качалась на волнах невыразимого покоя и блаженства, вне пространства и времени, вне страстей и эмоций, вне непостоянства эмпирического бытия с его мелкими и бессмысленными желаниями и стремлениями.
Марина не имела понятия о том, что подобные экстатические состояния возникают спонтанно в мгновения, когда накопившееся сексуально-эмоциональное напряжение как бы «взрывается» под действием случайного детонатора. Этот «взрыв», который даосы определяют, как «всплеск сексуальной энергии», а индусы — как «подъем Кундалини», сопровождается резким и интенсивным выбросом гормонов, выделением так называемых «естественных наркотиков» — наркоподобных веществ, погружающих человека в состояние неописуемо прекрасного «божественного экстаза».
Пережив подобный опыт, человек не забывал его никогда. Художники, композиторы и поэты называли его «божественным вдохновением». Буддисты и индуисты, суфии и христианские мистики затрачивали годы на то, чтобы испытать состояние «слияния с Абсолютом», «универсального единения» или «божественного откровения».
Не знала Марина и того, что блаженно-дьявольская сила спонтанных экстатических переживаний иногда превращает нормальных людей в религиозных фанатиков, серийных убийц и маньяков.
Один из наиболее жестоких русских серийных убийц, насиловавший и убивавший мальчиков, испытал экстатический транс, случайно увидев на улице сбитого машиной пионера в ярко начищенных черных ботинках, отглаженных форменных брюках, белоснежной накрахмаленной рубашке и ярко-красном галстуке.
Сочетание безмятежности ясного солнечного дня с внезапной неотвратимостью смерти, утонченность невинно-прекрасного лица ребенка и алые узоры горячей крови на хрустящей крахмальной белизне полотна настолько потрясли будущего убийцу, что он пережил нечто похожее на «состояние просветления» или «духовный оргазм».
Непередаваемо блаженное переживание создавало иллюзию мгновенного постижения некой недоступной простым смертным высшей истины, иллюзию чувственного проникновения в суть вещей, иллюзию соприкосновения с божественным таинством жизни и смерти. Чувство было настолько острым, мучительно-сладостным и прекрасным, что скромный законопослушный гражданин готов был отдать все на свете за то, чтобы вновь испытать хотя бы слабый его отголосок.
Вскрывая нежным, одетым в белые накрахмаленные рубашки мальчикам, пах и живот остро отточенным ножом, блаженно вгрызаясь зубами в их гениталии, простату и почки, маньяк не задумывался о страданиях, которые он им причинял. Уносясь в безбрежную космическую даль на крыльях вдохновенно-кровавого духовного экстаза, он безумно любил своих жертв, он наслаждался их свежестью и красотой, алостью их крови и губ, непорочностью рубашечной белизны, загадочным присутствием смерти в безмятежном спокойствии будней.