получил серьёзную травму головы, итогом которой стала эпилепсия. Вопрос только в том, была ли у него эта болезнь до нашего конфликта или, действительно, стала результатом недавней травмы головы. Но на этот вопрос, по всей видимости, судья ответил однозначно — именно удар Матвея привел к развитию этой болезни, а значит, к инвалидности.

Матвея забрали из здания суда. Но Сергей договорился о свидании. Не знаю, каких трудов это ему стоило, но посетить Матвея позволили мне. Аля предупредила, что он не знает о том, кто именно прийдет. Он думал, что это, скорее всего, будет Рома.

…У меня было всего несколько минут. Я хотела обнять его и шагнула ближе, но холодный взгляд карих глаз остановил, не дав дотронуться, не дав коснуться. Что сказать? Так много всего собиралась, столько хотела объяснить и пообещать, а теперь вот стояла и не могла — боялась расплакаться.

— Лиза, зачем ты пришла?

— Я люблю тебя.

— Глупости. Не нужно. Ты очень молода, ты ещё встретишь своего мужчину и будешь счастлива. Зачем портить жизнь?

— Два года — это такая ерунда, Матвей… Я всю жизнь ждала… Я буду еще… столько, сколько нужно. Не гони меня, пожалуйста! Позволь ждать тебя. Я приезжать буду… на свидания! Прошу тебя!

Как ни пыталась сдержаться, слезы все равно полились из глаз. Он был расстроен, он был раздавлен несправедливым приговором. Я видела это, я чувствовала… в нервно сжатых пальцах, в хмурящихся бровях, в горестной складке в уголке губ. Больше всего на свете я хотела разделить с ним его боль, его горе. Но он выставил между нами ладонь в предупреждающем, в отталкивающем жесте. Он не хотел. Я ему не нужна…

Я готова была пойти против всего мира, против осуждения, против любопытства. Я готова была отказаться ради него от всего… Только разве есть смысл в этом, если я ему не нужна? Слезы неудержимо текли по щекам, но плечи я не опустила и с гордо поднятой головой шагнула из комнаты, в которой проходило наше "свидание". Жизнь продолжается! Жизнь продолжается? Нужна ли мне жизнь без него?

Я могла бы наделать глупостей. Где-то в уголке сознания билась мысль о том, что есть способ прекратить мои страдания… Нужно только решиться, и мне не будет так больно… Но когда я вышла из здания суда, взгляд уперся в машину Романа, где с моей мамой сидел Даня. Я увидела его мордашку в окне и поняла одну простую вещь — если я не нужна его отцу, то мальчику просто необходима.

У Али — свои дети, и им нужны ее внимание и любовь. У мамы, которая очень жалела Даню и старалась в последние дни проводить с ним время, двое малышей. А у меня — никого. И у Дани — никого. Мы нужны друг другу.

Год и восемь месяцев спустя.

….Дни летели за днями. А вместе с каждым прожитым, потихоньку, как песок сквозь пальцы, утекали недели, месяцы нашей жизни. Последний год в университете я проучилась на заочном. Закончила без красного диплома, хотя и старалась. У меня не было времени, чтобы учиться — я стала мамой.

Большинство женщин становятся матерями в роддоме — когда им на грудь кладут только что рожденного малыша. Кто-то получает этот статус, выбрав себе в каком-нибудь интернате или приюте понравившегося ребенка, волею судьбы оказавшегося без родителей. Я же стала матерью в тот самый момент, когда вся в слезах спускалась по ступенькам Ярославльского здания суда. В том момент, когда села в машину и потянулась к ребенку. Тогда, когда впервые он по собственной воле повернулся ко мне и обнял тоненькими ручками за шею. Я не смогла его бросить. Он стал центром мира для меня.

Официально, опека над Даней была передана Роману и Але. После развода Матвея и Нелли, и ее отказа от мальчика, именно Аверины оформили все положенные документы. Иногда, особенно в те дни, когда нас приходили проверять из службы опеки или когда мне нужно было уехать на учебу, он и жил с ними. У них в доме была оборудована отдельная комната. Но в остальное время, по моему желанию и общему решению родственников, Даня и я жили отдельно в квартире Матвея на окраине города.

Оказалось, что в нашем городе есть специальный центр для малышей с таким же диагнозом, как и у Дани. Я стала водить его туда. Причем, и сама устроилась в этот центр на работу. Правда, не по специальности, а только администратором и на пол-ставки. Но мне платили деньги! Которых, если честно, нам с Даней хватало только на разные вкусности и кое-что из одежды. Все остальное оплачивали Аверины и Пылёвы. Работать полный день я не могла — Данины занятия быстро заканчивались. А нанять для него няню или привозить на время к моей маме — не хотела, потому что водила его дополнительно почти каждый день к уйме разных специалистов — он психолога до логопеда. И это давало результат — он делал успехи!

Когда мы стали жить вместе, он говорил всего лишь несколько слов, которые звучали как команды, если Даня чего-то хотел. Сейчас он говорил предложениями. В свои пять лет он знал буквы и цифры. А еще называл цвета, различал формы предметов…

Да, он все еще сторонился людей, что невозможно было исправить в принципе, да он не играл с детьми и никогда не смотрел в глаза. Но он научился разговаривать! Я научила его обслуживать себя — самостоятельно кушать, одеваться, обуваться. Это было настоящее чудо! Хотя поначалу мне приходилось очень тяжело — я зажимала его рукой ложку и совала ему в рот. Я застегивала его пальцами непослушные пуговицы, шила для него петли, пуговицы, кнопки, молнии и даже липучки на специальную ткань и часами вместе с ним застегивала-расстегивала для того, чтобы он мог сделать это сам.

Порой он показывал характер. Особенно если нужно было что-то делать, учиться — кричал, падал на пол и бил руками и ногами по полу. Первое время я пугалась и бросалась его утешать. Но позже стала понимать, что эти вспышки вовсе не проявление болезни ребенка, это — всего лишь способ воздействовать на меня. И перестала обращать внимание на такое, а еще заодно и на разбитую посуду, на разлитую по всему столу еду — ему трудно давалось все то, что обычные дети постигали просто и без проблем.

У него появлялись и, порой только с помощью специалиста, исчезали различные страхи. Однажды