— Игги, — ответил арестант, не поднимая головы. — Ты?

— Я, брат!

— Ну, как там возле Сампо? — спросил Антикайнен.

— Сампо может быть возле каждого.

Тойво огляделся: ни Гусака, ни, понятное дело, иеромонаха Игги в камере не было. Только он и серый дождь на воле. Но почему-то сделалось теплее. Приятное тепло шло, казалось, откуда-то изнутри его организма. Вероятно, потому что вспомнил о своем товарище по несчастью в Соловецкой тюрьме. Надо чаще обращаться в памяти к своим боевым друзьям, тем, кто всегда в трудную минуту приходил на помощь, тем, на кого можно было положиться. От мыслей про них теплеет на душе.

Несмотря на то, что покинул он своих боевых товарищей не по-пацански, но, как уже не раз говорил сам себе, никогда их не предавал.

— Не забывай своих друзей, — сказал голос Игги. — Помощь друг другу — вот что такое дружба.

— Ага, друг познается в беде, — ответил Тойво старой, как мир, истиной.

В детстве друзья — это те, с кем тебе интересно играть. В юношестве — те, кто тебе помогает и кому помогаешь ты. Во взрослом уже возрасте — те, кем ты дорожишь и стараешься не беспокоить своими проблемами. Правда, существует к этому периоду жизни одно немаловажное уточнение — друзья все равно придут на помощь, если деваться больше некуда.

На суде начались слушания свидетелей по делу об Марьониеми. Выступали родители молодого добровольца, говорили об идее, о долге и прочую пургу. Их понять было можно: что власть им наплела, то они и приняли. А коммерческую составляющую финского вторжения в Карелию 1922 года они не вспоминали, и то, что его бросили свои же драпавшие со всех ног товарищи — тоже.

Потом потянулись какие-то ветераны тех боевых действий. Они все, в основном, говорили одно и то же. Все знали Антикайнена в лицо, все были наслышаны о его чудовищной жестокости.

— Позвольте мне слово! — сказал с места Тойво, когда закончилось одно из выступлений. Обращение «ваша честь» он намеренно избегал. — Хочу внести предложение.

— Вам будет дано слово в конце заседания! — гневно встрял обвинитель Хонка. — Если вам хватит наглости говорить после таких ужасных обвинений.

— Протестую! — сразу же подключился Арвид. — Обвинитель навязывает свое мнение окружающим, в том числе и суду.

Х тяжело вздохнул, досадливо хлопнул молотком по столу, огляделся по сторонам и нехотя выдавил из себя:

— Протест принимается. Что-за предложение?

— Позвольте его озвучит мой адвокат после краткой беседы со мной? — спросил Тойво.

Судья вяло махнул рукой: валяйте, консультируйтесь.

Арвид, которому приходилось сидеть на некотором расстоянии от клетки с подсудимым, во мгновение ока оказался рядом.

— Свидетели, — прошептал ему Антикайнен, прикрывши рот руками, чтобы никто не смог даже по губам прочитать его слова. — Они должны быть с обеих сторон.

Адвокат просветлел лицом, словно бы найдя выход в сложной юридической ситуации, которая начала складываться на процессе.

— Браво, — сказал он своему клиенту и вернулся на место.

— Ваша честь! — торжественно, как глашатай, провозгласил швед. Он не позволял себе отклоняться от судебной этики даже в случае очевидного произвола со стороны судьи. — Прошу включить в судебное разбирательство опрос свидетелей со стороны защиты.

— Это абсурд! — взвился Хонка — даже из штанов своих чуть не выпрыгнул. — У защиты нет свидетелей! И быть… не может!!!

После слова «быть» он сделал театральную паузу и отрицательно помахал кривым указательным пальцем, поворачиваясь по сторонам — видимо, чтобы все болельщики, то есть, конечно, зрители увидали. Зал взорвался аплодисментами. Правда, непонятно было, кому они доставались.

Судья начал, как молотобоец, стучать своим молотком. Тойво усмехнулся, Арвид показал ему большой палец, Хонка пускал слюни и пузыри.

В общем, суд на сегодня закончился — Х ушел на консультацию.

— Вспомните всех — решительно всех! — на прощание сказал швед, подойдя к клетке.

— Так они все там! — Тойво кивнул головой куда-то направо.

— Всех! — свирепо прошипел Арвид, оттесняемый маршалами.

На следующий день Антикайнен по памяти назвал людей, которые бы могли быть весьма ценными свидетелями. Вспоминая своих товарищей, ему на память пришел почему-то Крокодил. Как он там живет, враг по детству, герой войны, Георгиевский кавалер, калека-сторож на службе у санитарно-курортного ведомства НКВД?

Он никогда не считал Крокодила своим другом, но после последней встречи проникся к нему величайшим уважением — какой широкой души человек! Не озлобленный и не сломленный всеми невзгодами, что выпали на его долю.

Арвид записал всех на листок, дополнив информацией, которую он посчитал полезной. Получился большой список. Во всяком случае, не меньше, чем привлеченных к делу прокурором Хонкой.

— Если предположить, что опять будет один к двадцати трем, то все равно неплохо! — подытожил адвокат. — Они не смогут замять наше требование.

Действительно — законность финской агрессии возле карельского Кимасозера не была утверждена судебными инстанциями. Также, как и противодействующие им финские курсанты Школы Красных командиров — тоже не подлежали юридическому определению. В общем, та еще бодяга. Если есть одни свидетели, то должны быть и другие. Не Свидетели Иеговы, конечно.

Судья принял у Арвида список и, почесав репу — лицо у него было такой формы — отправил бумагу по инстанциям.

Он знал, что такое финские инстанции — беспредельная бюрократия, в основном, движимая самой сильной движущей силой бюрократии, то есть, увы, женщинами. Арвид этого пока не знал, зато, также, как и Х, прекрасно знал Тойво.

«Кури бамбук, ребята!» — сказал судья и укатил в Швейцарию в отпуск.

«Кури бамбук, ребята!» — сказал Антикайнен и заказал в камеру миллион книг для чтения.

«Пойду-ка я покурю бамбук», — осторожно сказал Арвид, бесплодно поотбивав пороги министерств и ведомств. И, наняв за деньгу малую студента-юриста местного университета, помчался на крыльях любви в Швецию к своей Рут. Студент-юрист наловчился узнавать о ходе бумаг в течении полчаса, а остальное время курил бамбук, радуясь удачному приработку.

12. Трясина

Чтобы идти в ногу со временем, то есть, не выявлять принародно явную пробуксовку и судебной, и государственной систем Финляндии, для Антикайнена начали придумывать разные мероприятия. Например, опознание свидетелями.

Тойво ставили в один ряд вместе с каким-то сомнительными мужиками, ярко их освещали, а в темноту напротив выпускали свидетеля. Тот, слегка пообвыкнув в непривычной для себя обстановке, тыкал пальцем в сторону опознанного им субъекта и кричал:

— Вот он, вражина!

Свидетелей было много, поэтому занимались этим весьма плотно, но с перерывом на