Теперь следует подтвердить согласие обрядовым действом.

Раскинув между руками длинную красную ленту, я со смирением поднесла её отцу и попросила благословить наш брак. Голос дрожал, слова давались тяжело и совершенно не хотели тревожить язык. Папа разрезал ленту надвое позолоченными ножницами.

Из рук ушло всякое тепло, когда пальцами с блестящими ногтями я распускала косицу своего будущего супруга. Остальные волосы он носил коротко стрижеными и зачёсанными в строгую причёску. Шелковистый поток лёг на праздничный сюртук.

Должна заметить, что наследник казался мне очень привлекательным — внешне. Статный красавец — такие всегда у девчонок нарасхват, да и пахнет от него великолепным парфюмом.

Однако напыщенное благородство, уничижительный взгляд, однозначно сообщающий «ты мне не ровня» и сокрытая под лоском гнильца делали его в моих глазах такой же дрянью, как тот помидорчик. Оставаться с ним наедине не хотелось. Заговаривать с ним не хотелось. И просто стоять рядом да вплетать в косу эту проклятую ленту — тоже совершенно не хотелось.

Пряди цеплялись за каменья на золотых квадратах орденской цепи, но я не спешила и обстоятельно освобождала каждый волосок. Меня одолевало чувство безысходности, будто подписываешь собственный приговор. Знаю, мне полагается радоваться, что такие люди снизошли до нас... Но не выходит, хоть крючья в уголки губ вставь для поддержания улыбки.

После настал черёд жениха показать мастерство косоплетения. С этой целью присланная на дом камеристка оставила часть моей причёски неубранной. Разогретые над жаровней щипцы завили все остальные пряди, но светлая полоса сейчас спадала мне на грудь с правого плеча в первозданном виде. За неё-то и взялся сын лорда-канцлера.

Покончив с делом, он нехотя коснулся моих губ поцелуем: лёгким, чисто формальным. По сути, это лишь скрепление договора печатью на сургуче. Теперь я не обязана возвращать подарки в случае расторжения помолвки, и целая зала благороднейших господ тому свидетели.

Послышались аплодисменты, затем торжественные тосты. Фужеры возносились к хрусталю сверкающих люстр, половые шныряли меж гостей с подносами изысканных яств и напитков, лился смех, собравшиеся наливались нетрезвой весёлостью, лица краснели, а музыка играла.

Мне очень хотелось сдохнуть.

Взгляд упал на тарелку. Немного индейки, трюфели в винном соусе да канапе с лососем и сливочным сыром. Не помню, сама я положила себе это оригинальное сочетание или же тарелку передо мной поставили. И если это не первая смена блюд, то предыдущих мой отчаянно вопящий мозг тоже не зафиксировал.

Пальцы теребили салфетку на коленях. Сидевший рядом Кадоган неприязненно разглядывал пузырьки за стеклом фужера. Полагаю, проступающие на лице эмоции были адресованы вовсе не игристому вину.

Переплетённая с алой лентой косица небрежно лежала на его груди с левого плеча, моя — с правого. Поскольку даме полагается всегда располагаться по левую руку мужчины, дабы тому сподручнее было вынимать оружие из ножен, то выходило, что наши косы болтались рядышком. Во время свадьбы их отрежут и соединят навечно, чтобы сохранить в храме Пресветлой Деи, а на мою голову ляжет покров, который сокроет волосы ото всех глаз, кроме мужниных.

Сама церемония должна состояться через две недели.

С этой благостной мыслью, я потянулась к высокой ножке фужера.

— Только не напивайся, — неприязненно и очень тихо велел женишок. — Не вздумай опозорить нас, плебейка.

— Следи лучше за собой, — огрызнулась я, после чего испачкала хрустальную каёмку помадой. Напиток шипуче заиграл во рту.

Гостей развлекали приглашённые танцоры и акробаты. Как по мне, размаху такой помолвки любая свадьба обзавидуется, но что я понимаю в развлечениях элиты? Может для этих господ выстроить бригантину, только чтобы попрактиковаться в меткой стрельбе из карронад — нормальный способ провести выходные. Я преувеличиваю, конечно, но находиться среди них всё же означает каждой фиброчкой души ощущать своё место на ступенях социальной лестницы.

— Не думай, что сможешь дерзить мне безнаказанно, любимая, — с холодной угрозой сообщил кавалер. Его выправка даже в кресле оставалась безупречной, а манеры сочились утончённой ядовитостью. — Никогда не забывай, кто я, а кто — ты.

— Почему твой отец выбрал именно меня? — повернула я голову к этому породистому мерзавцу, но сперва дождалась, пока фужер снова наполнят.

— Ты сама прекрасно понимаешь, — его губы чуть заметно искривились в отвращении. — Бриарейская кровь.

— Я не чистокровная бриарейка, и даже не полноправная дворянка.

Второй фужер отправился составлять компанию первому. Я ощутила лёгкий толчок, а щёки раскраснелись. Да, не умею я пить, никогда не почитала это развлечение достойным внимания — то ли дело книги. Потреблять страницы мне всегда нравилось больше, чем заливаться спиртным.

— К сожалению, ты — лучшее, что нам удалось разыскать, — ответ он дал с той элегантностью, с какой больной воспалением лёгких пользуется плевательницей для мокроты. Но по ощущениям этот харчок прилетел мне прямо в морду.

Золотистый напиток снова потёк из бутылки тёмно-зелёного стекла в хрусталь.

Бриарея — сердце павшей империи. Именно оттуда миссионеры понесли Слово Троицы во все доступные и недоступные уголки континента. Не могу знать, правду ли говорят, что бриарейцы — прямые потомки Бриара, а, следовательно, и самого творца Азара, но согласно легендам наш воинственный бог порой изменял своей сестре и супруге Дее со смертными женщинами.

Род Амброс, из которого выходила моя мать, находился в отдалённом родстве с Панталеонами, так что цели герцога, решившего подарить своим внукам чёрные глаза и светлые волосы, вполне очевидны.

— Твой отец полагает, что породнившись с последней дочерью угасшей династии, он добавит себе веса в глазах палаты лордов и электората? — я позволила своему взгляду источать такую же едкость, какой обрызгал меня Кадоган-младший.