Только сняв шлем, я почувствовал, что мы находимся высоко в горах. Ночной воздух был прохладным, и моя короткая стрижка от холода голову не защищала. Но не это заставило меня надеть шлем снова. Просто разговоры внутри взвода могут быть адресованы напрямую командиру, а он не слышит.

Так и получилось. Сообщение пришло от второго взводного снайпера младшего сержанта Гарокия. Два взводных снайпера с их мощными тепловизионными прицелами были выставлены в боковое охранение старшим сержантом Петрушкиным. Выставлять охранение — это всегда его обязанность, которой старший сержант не пренебрегает.

— Товарищ старший лейтенант, снизу идет большое свечение. Поднимается высоко. Подозреваю, что там горит большой костер.

— Если там живет человек, он имеет право разжигать костер и готовить себе еду. Ничего странного в этом не вижу. Идем к человеку в гости. Успеем, надеюсь, на ужин.

— Для одного человека костер слишком большой. Я однажды наблюдал через прицел за охотниками… Три охотника у одного костра… Тоже себе ужин готовили. Здешний костер многократно больше. И по диаметру великоват для одного человека.

— Понял. Соблюдаем повышенную осторожность! — предупредил я.

Но это предупреждение было, может быть, излишним. У каждого солдата спецназа ГРУ к полугодовому сроку службы вырабатывается уже устойчивая привычка передвигаться бесшумно. Это работает даже в бытовых условиях, когда нет необходимости шаги скрадывать. Но повышенная осторожность — это квинтэссенция осторожности. Постоянно в таком состоянии находиться невозможно. Психика не выдерживает.

Мы вышли к ручью, откуда была видна извилистая тропа, ведущая вниз. Тропа, нельзя было не заметить, была достаточно хорошо утоптана, словно по ней часто ходили. Или же недавно прошли большой группой.

Это вызывало понятное удивление. У старика нет необходимости часто шастать вверх-вниз. Видимо, посетителей у него хватает. Тем более в наш век больных людей, когда реклама разного рода лекарственных препаратов настолько назойлива, что человек поддается ей и в результате калечит свое здоровье.

Лекарства всегда, может быть, помогают от одной болезни, но сами по себе частенько вызывают множество новых, которые тоже следует лечить уже другими препаратами, обогащая производителей. Так человек «садится на иглу» — аптекарскую. И люди, измученные своим нездоровьем, идут к знахарям, травникам, шаманам, колдунам и экстрасенсам за спасением. Особенно если человек реально кому-то помогает, слух о нем распространяется быстро. Чаще случается так, что шарлатаны наживаются на больных людях.

Хотя отдельные представители клана лекарей все же кое-что умеют. О них, естественно, многие знают. Здесь, в Дагестане, знают, например, об этом шамане. И только мы, прикомандированные на Северный Кавказ, живем в стороне от популярных вестей местного социума и потому не знаем о шамане ничего. Да и то до некоторых из нас вести доходят, если посмотреть на пример капитана Тайгородова.

От ручья стало заметно и зарево, поднимающееся над расщелиной. Красновато-белое сияние, оторванное от источника, висело в воздухе на уровне края плато. Само дно расщелины нам видно за поворотом тропы не было. Но горело что-то большое, что не могло быть костром для одного человека. Это вызвало естественную настороженность и беспокойство. И я интуитивно почувствовал приближение какой-то неведомой еще опасности.

— Взвод! Здесь ждать команду. Воду из ручья… — Я наклонился, зачерпнул ладонью воду, понюхал, потом попробовал. Вода имела странный привкус, была слегка солоноватой. Несомненно, это была какая-то минеральная вода. — Воду пить можно, но в небольших количествах. Петрушкин и снайперы — за мной! Остальным — ждать команды.

Я двинулся вниз по тропе к повороту, на котором выпирала из стены монолитная скала, закрывающая видимость. До скалы было всего метров сорок.

Расстояние это мы преодолели легко и быстро. Я прижался к скале плечом и поднял бинокль, хотя уже кое-что видел и без него. И это «кое-что», несомненно, требовало нашего вмешательства.

Бинокль помог рассмотреть подробности. Центр расщелины представлял собой вытянутую поляну. На дальнем конце поляны стоял непонятной конструкции дом или, скорее, лачуга. Впрочем, конструкцию я определил бы, вероятно, только вблизи. А пока у меня не было ни необходимости этого делать, ни желания, ни времени, поскольку все мое внимание было привлечено происходящим перед домом.

Там был вкопан с землю то ли столб, то ли просто бревно с необструганной корой. К бревну был привязан человек в саване, прикрывающем даже голову. Вокруг столба кольцом были уложены вязанки хвороста и дрова. Все это горело и постепенно пододвигалось шестами и деревянными рогатинами ближе к столбу. Причем пододвигалось достаточно энергично, с криками и гиканьем. Вокруг пламени суетились люди в песочном «камуфляже» — обычная одежда бандитов, прибывших с Ближнего Востока. Я ожидал увидеть банду, состоящую из семи человек, а тут насчитал целых двенадцать бандитов.

Вот один из них принес большую охапку хвороста и бросил ее под самый столб. Другой стал пододвигать к принесенному уже горящий хворост. Это было типичное аутодафе — сожжение живого человека, причем сжигали человека не сразу, а постепенно, стягивая огонь все ближе и ближе к нему, желая доставить жертве побольше мучений и наслаждаясь ими.

— Снайперы! Работать! — распорядился я. — Взвод! Ко мне!

Снайперы выстрелили, похоже, одновременно. Один выстрел был звучным, второй приглушенным, слышным только тем, кто имел шлем с наушниками. Но упали два бандита. Причем один упал в огонь. Мы со старшим сержантом Петрушкиным подняли свои автоматы и почти сразу дали по две короткие очереди. Очереди тоже оказались точными. Тут же снайперы сделали еще по два выстрела.

Бандиты были перед нами как на ладони. Они слышали только одну винтовку, но падало людей больше, чем звучало выстрелов. И тут же к нам присоединился взвод. Это я услышал по лязганью затворов, потому что глушители делали очереди бесшумными. Особенно для тех, кто находился внизу.

Бандиты не сразу сообразили, что делать. Более того, похоже, одним из первых выстрелов был убит эмир, и теперь некому было командовать. И никто не мог определить, откуда ведется стрельба, чтобы ответить на нее.

— Огонь стрелять мешает… — посетовал кто-то из солдат.

Горячее пламя всегда мешает смотреть в тепловизор. Тем не менее солдаты справлялись. Они научились и в жарком мареве выделять человеческие тела, «светящиеся» иначе, чем открытый огонь. В крайнем случае можно было тепловизор просто выключить. Костер давал много света, бандитов было видно.

К моменту, когда до противника дошло, что его попросту расстреливают, бандитов осталось только пятеро. Трое тут же попытались убежать в окружающие поляну кусты, но двое оставшихся без сомнений дали им очереди в спины. Но сами эти двое тоже не понимали, откуда в них стреляют, хотя легко можно было догадаться, что стрелять должны с тропы.

А потом произошло вообще непонятное. Эти двое оставшихся сначала залегли за пламенем, став невидимыми для наших тепловизоров. Потом, словно смирившись со своей судьбой, встали, не выпуская автоматы из рук, посмотрели один на другого и тут же друг друга расстреляли. Одновременно, словно по чьей-то команде.