Лина попыталась сосчитать, сколько раз она успела закапать Нике нос, но так и не смогла – она все еще не могла трезво мыслить, руки тряслись, сердце словно сжато ледяной рукой.

– Ну вот, конечно, капаете что ни попадя, а потом вон что. Ну давайте скорее собирайтесь.

Через пять минут Лина ехала в машине скорой помощи, держа на руках все такую же неподвижную Нику, рядом с ней сидела фельдшер и заполняла документы, постоянно задавая Лине вопросы – когда родилась Ника, какие были диагнозы при рождении, чем питается, стоят ли прививки. Лина отвечала на автомате, не сводя глаз с лица дочери. «Только живи, только живи», – звучало у нее в голове.

Они быстро доехали до городской детской больницы, там Нику очень быстро забрали в отделение интенсивной терапии, Лина осталась заполнять целую стопку бумажек. Спустя полчаса ей разрешили пройти в отделение. Дочь лежала в кювезе, трубка капельницы шла к ее руке, к носу были присоединены две трубочки, в другую руку был вставлен катетер. Лину накрыло ощущение дежавю – еще совсем недавно дочь также лежала в реанимации родддома. Лину охватил тот же страх, что и тогда. На какие-то несколько дней ей вдруг показалось, что, может быть, все худшее уже позади, что теперь дочь будет жить, есть, спать, расти и радовать ее, но вот она снова в трубках и иголках, а Лина ничем не может ей помочь. Наоборот, это она сама виновата в том, что случилось. Это она сама дала ей эти чертовы капли, не прочитав инструкцию. Лина зажмурилась и закрыла лицо руками, чтобы не плакать посреди коридора.

Через минуту к ней подошел врач – молодая женщина в очках.

– Вы мама ребенка? – уточнила она. Голос у нее был совсем молодой, как у девочки-школьницы. Лина невольно подумала, что она, может быть, только недавно закончила институт и совсем ничего не знает о том, как лечить детей.

– Да, это я. Как она? С ней все будет в порядке?

– Ну, ее показатели стабильны, хотя давление и пульс по-прежнему слишком низкие. Нам удалось привести ее в сознание, сейчас мы даем ей лекарства для выведения яда из системы, а также восстанавливаем водный баланс – из-за рвоты она потеряла много жидкости. Расскажите, как получилось, что ребенок получил такую большую дозу нафтизина? – женщина пристально и строго посмотрела на Лину.

– Я не знаю, как так получилось… У нее был заложен нос, она плохо дышала, даже есть не могла, и я закапала ей нос. И это помогло, он сразу стал лучше дышать, она поела и уснула. А когда проснулась, нос снова плохо дышал, и я закапала еще… Я не знала, что младенцам нельзя использовать эти капли!

– Так ведь на инструкции должно быть написано. Эти капли можно использовать с одного года, и то, лучше бы с трех. В западных странах вообще не рекомендуется использовать сосудосуживающие средства до 6 лет, а в некоторых даже до 12! Особенно это касается таких средств, как нафтизин – это лекарство старого поколения, опасное в больших дозах даже для взрослых, а уж месячному ребенку много не надо, чтобы получить отравление.

Лина с ужасом смотрела то на врача, то на дочь.

– Скажите, что будет теперь?

– Ну, я думаю, что вы попали сюда вовремя, мы выведем яд из организма, побудете тут у нас несколько дней, понаблюдаем ребенка, если все показатели вернутся в норму, поедете домой.

Лина растерянно кивнула, а когда врач отошла, обхватила голову руками и снова собрала все свои силы, чтобы не заплакать.

Лина с Никой провели в больнице почти неделю. За это время она полностью поправилась, снова начала хорошо есть и перестала нормально спать. Алекс дома выбросил все сосудосуживающие капли, какие смог найти – и детские, и взрослые. Когда Лина позвонила, чтобы рассказать ему, что случилось, он был вне себя от ярости – как она могла догадаться дать ребенку лекарство, не прочитав инструкцию? Не посоветовавшись с врачом? С другой стороны, он тоже не перепроверил ничего, она ведь рассказала ему, и он тоже не стал читать инструкцию. Но ведь он-то думал, что Лина прочла! Алекс злился на Лину, но в то же время чувствовал, что он не в праве осуждать ее и высказывать свое недовольство – дочь была полностью на Лине, он очень мало времени проводил с ребенком и понимал это. Откровенно говоря, его это полностью устраивало. Хотя он и хотел ребенка, сама идея оставалась для него абсолютно абстрактной, пока на свет не появилась настоящая девочка. Точнее даже, пока эта девочка не приехала к нему домой и не стала жить прямо рядом с ним – в одной комнате. Оказалось, что младенец – это совершенно другая вселенная, совершенно другая жизнь, и эта другая жизнь Алексу не очень-то понравилась. Постоянный плач, постоянные подгузники, срыгивания, разговоры о кормлениях, уставшая жена и собственное чувство вины – Алекс чувствовал, что ему все чаще хочется уйти из дома на работу пораньше, а вернуться попозже. Он корил себя за эти мысли, но поделать с собой ничего не мог. Впрочем, за последний месяц он честно не поехал ни на одну мото-тусовку, с которой привык проводить все свои выходные, так что, он старается, да. Но все же недостаточно, чтобы обвинять Лину в невнимательности. В общем, за неделю Алексу удалось справиться со своим гневом и встречал жену и дочь он, будучи полным сил и решимости, что теперь все будет хорошо и дальше они отлично справятся.

* * *

Антон разложил на столе все свои произведения и придирчиво их разглядывал. Поначалу он был в восторге от своей первой работы в технике цианотипии, даже выложил фото на своей странице, что он делал редко – обычно он предпочитал не делиться ничем личным с подписчиками и выкладывал посты только по играм. Но новые работы его не радовали, ему казалось, что фон получается недостаточно ровным и насыщенным, а границы негативов слишком размытые, кроме того, сами композиции оставляли желать лучшего, у него быстро кончились идеи, чем заполнять фотографии – листья, травинки, лепестки, перья – все эти элементы быстро исчерпали себя, а ничего другого на ум не приходило. Он уже пробовал экспериментировать с формами, вырезанными из бумаги, но это показалось ему чем-то ненастоящим, как будто оно подделывает фотографии в фотошопе. Ему казалось, что композиция должна обязательно строиться из