– Удивительное дело, – покачал головой Свен. – Хотел бы я взглянуть на эту человеческую союзницу. Говорят, самая обычная баба.

– Скажешь тоже, – вдруг обиделась Кира. – Уж куда необычнее, что простая человечка с собственным миром в тесной дружбе находится и на помощь его регулярно призывает.

– Они все живы? – спросил рыжий с тревогой.

– Все. Правда, феечка так обессилела, что спала поначалу целыми сутками, а потом ничего, оклемалась. Ей целительницы настоек разных передали, пьет понемногу и восстанавливается.

– Ох, Великое Солнце, – выдохнул Гелиос, беспокойно ворочаясь на постели. – Конечно, она же голодная. Кто ее сущность фейри будет добровольно кормить? Мне идти к ней надо как можно скорее…

И зашипел сквозь зубы, когда левое колено снова пронзила острая боль.

– Тебе еще неделю, а то и две ходить максимум до ветру, – тут же нахмурилась Кира. – Нога плохо заживает. Хромать будешь с полгода, не меньше. Да и жизнеогня в тебе всего ничего. А другого Июлия ни у кого не возьмет. Думаешь, ей не предлагали? После спасения Флоки вся мужская часть рода Хакона в очередь готова была встать, чтобы ее насытить. Она вежливо, но твердо отказалась даже подержать кого-либо из них за руку.

Гелиос сжал виски, пытаясь унять сумасшедший круговорот мыслей. Больше всего рыжего напугало сильное и очень болезненное желание разорвать голыми руками того, чью силу она бы вдруг согласилась взять.

– А еще Рагнар сказал, – и валькирия хихикнула, – что, если ты на ней не женишься, то он попросит повелителя учредить орден главного болвана Аквиллариума и вручит его тебе со всеми почестями.

– Оооо! – синхронно протянули Свен с Раджаном, а затем заржали, словно услышали что-то неприличное.

А Гелиос почувствовал, как краска смущения заливает лицо.

– Я не против, – признался он. – Но захочет ли она?

– Так спроси, – удивился Свен. – Вот уж велика проблема – девчонку замуж позвать. Явись с цветами, да и вся недолга.

Гелиос не ответил, невольно погрузившись в мрачные мысли.

А Свен вытаращил глаза.

– Рыжий, ты что, трусишь? Перед девкой?! Да ты же в свое время половину столицы… ай, Кирка! Чего дерешься?!

И северянин обиженно потер бок, по которому попал удар острым локтем.

– Вот и она также думает, – с досады скрипнул зубами Гелиос. – Зачем ей муж, у которого подобная репутация? Июлия не пойдет на поводу у чувств, характер не тот. Самое обидное, что в молве и сотой части правды нет. Просто советник Хаммонд обиделся, что я на его старшей дочери жениться отказался, и начал позорить меня перед повелителем и придворными, мол, блудливый шакал, ни одной юбки не пропустит, а дальше пошла сплетня по всему Аквиллариуму. Поначалу-то весело было, девки наслушались небылиц и вообще проходу не давали. А теперь вот ни пса не весело…

– Там еще девчонка такая, что спросить напрямую чревато, – объяснила Кира остальным. – Она потомок фейри, но из очень приличной и благовоспитанной семьи. Рыжий попробовал в своем репертуаре к ней подрулить и по морде схлопотал.

– Тогда тем более надо поговорить, – мудро заметил Раджан. – Пусть знает, что потомки Ульвара верность хранят своим женам и мужьям, от этого их сила напрямую зависит. А вообще, есть у меня одна идея…

Сокол замолчал на минуту, собираясь с мыслями.

– Мы, конечно, живем в новое время, но еще у наших родителей был обычай писать друг другу письма. Тогда нравы в высоких родах царили строгие, не могли невеста с женихом до брака без сопровождения старших находиться даже в людном месте. Оставалась переписка через посыльную шкатулку, это артефакт, который дворфы изобрели. Он парный, одна коробочка у жениха, другая у невесты, и они друг другу с его помощью слали всякую милую чушь, вплоть до пожелания доброго утра и спокойной ночи, – Раджан тихо рассмеялся. – Вообще, удобная штука, потому что слова на бумагу проще ложатся, чем на язык, и шанс ляпнуть ерунду несоизмеримо меньше. Шкатулки эти нынче редкость, но у моих родителей остались обе. Я попрошу одолжить их на время. Говорят, они работают и между мирами. Кстати, цветы в них тоже можно передавать, только небольшими букетами.

– Только не пиши ей про замужество сразу, раз она такая скромница, – внес свою лепту в список дельных советов Свен. – А то напугаешь раньше времени.

– А про что написать? – задумался Гелиос. – Я вообще никогда письма не писал, считал это бестолковым занятием. Связаться с кем-то можно ведь более простыми и быстрыми способами.

– Да про что угодно. Сообщи, что живой и соскучился, для начала будет достаточно.

– И не переживай про репутацию, у советника Хаммонда по этой части тоже серьезные проблемы, – подмигнула Кира. – Он лишен своего статуса, изгнан из столицы вместе с семейством, и вряд ли когда-нибудь вернется. А что касается мыслей феечки о тебе, то они не так важны, как ее поведение. Она же врать не умеет совсем. Ты бы видел, как она плакала, когда рисунки у тебя в комнате пересматривала и портреты свои нашла!

– Портреты?!– поперхнулся остатками чая Гелиос. – И тот, где она из купальни выходит, в полотенце заворачиваясь, тоже?..

И снова густо покраснел.

– И этот тоже, – многозначительно усмехнулась Кира. – И даже когда поняла, с какой березы ты за ней подглядывал, превращаясь в птицу, не орала «Убью поганца!». А потом все рисунки твои домой забрала, даже кусты у входа в крепость и Беськин портрет, зато к драгоценным камням не притронулась. По-моему, это о многом уже говорит.

– Напишу, – решился Гелиос, садясь на постели и кряхтя от боли в ноге. Бестия тут же соскочила на деревянный пол и удрала из беседки охотиться за птицами.

– Вот и славно, – и валькирия встала. – А мы с Раджаном пока за шкатулками домой к его родителям сходим.

– А я вздремну после обеда, – широко зевнул Свен. – Может, смилостивится земная матушка, и пошлет мне к вечеру девицу красивую с чаркой хмельного меда в руках, а не с иглой дрянной, через которую в седалище лекарства человеческие вводят. Придумают же пакость!..

Оставшись один, рыжий долго сидел в задумчивости над листом бумаги. Слова все никак не складывались в нужные строчки. Заговаривать зубы девкам он умел отлично, но сейчас понимал – с Июлией подобным образом поступать нельзя. Ничего путного не насочиняв, Гелиос машинально принялся чертить карандашом по белой поверхности, и так увлекся, что очнулся, когда солнце начало клониться к закату. Услышав голоса друзей, он торопливо спрятал законченный рисунок под подушку и сделал вид, что до сих пор увлечен составлением послания.

Кира принесла две большие и очень старые лакированные шкатулки с потрескавшимися крышками и сказала, что ей нужно на Землю, но пообещала передать весточку сегодня же. И тогда Гелиос накарябал на клочке бумаги несколько высокопарных фраз, за которые наверняка отец бы его похвалил, сунул писульку в рисунок, свернутый в трубочку, и вложил его в одну из шкатулок. Вторую он спрятал под одеяло.