Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман «Лейтенант Хорнблауэр», второй хронологически в биографии героя, был написан седьмым и вышел в 1952 году. Рассказ «Рука судьбы» написан в 1940-м, и действие его происходит чуть раньше, чем действие «Лейтенанта», однако в этом издании он помещен позже по той причине, что в некотором роде раскрывает главную детективную интригу «Лейтенанта». Взгляд со стороны Буша позволил Форестеру оставить без прямого ответа вопрос: «Как капитан Сойер упал в люк?» (Этот запрос «Гугл» показывает как самый частый в связи с фамилией Форестер.) Сирил Норкот Паркинсон в своей исторической мистификации «Жизнь и эпоха Горацио Хорнблауэра» даже утверждает, будто капитана в люк столкнул сам Хорнблауэр и, хуже того, что Хорнлабуэр отправил Уэлларда прирезать капитана во время бунта пленных. Разумеется, все, кто знает и любит Хорнблауэра, согласятся, что такое невозможно. «Рука судьбы» не входит в «канон» (в том числе из-за целого ряда хронологических нестыковок) и почти не переиздается по-английски, однако читателю интересно будет сравнить, как один и тот же сюжет (Хорнблауэр оказывается лейтенантом у капитана, чья жестокость граничит с умопомешательством) раскрывается в раннем журнальном рассказе и в более позднем романе. В «Руке судьбы» мы смотрим глазами Хорнблауэра, поэтому знаем, кто стрелял в капитана Кортни и что при этом делал сам герой; в «Лейтенанте» мы смотрим глазами Буша, и тот же сюжетный ход, приобретя детективную загадочность, становится несравненно интереснее. Рассказ вносит ясность в то, что в «Лейтенанте» только угадывается: Хорнблауэр не мог сам устранить безумного капитана, но, возможно, промедлил в тот миг, когда это сделал другой.
«Хорнблауэр и „Отчаянный“» — последний из законченных романов о капитане Хорнблауэре — был написан в 1961 году. К этому времени цикл насчитывал уже девять книг — от «Мичмана» до «Адмирала», и Форестер мог считать биографию героя завершенной. Однако между возобновлением войны в 1803-м (финал «Лейтенанта») и появлением Хорнблауэра на канале Темза-Северн в 1805-м (начало «Хорнблауэра и „Атропы“») оставался промежуток в два года.
«Удивительно, сколько читателей сочли нужным мне на это указать, — писал Форестер через два года после выхода книги. — Впрочем, как и прежде, я не вправе перекладывать вину за результат на плечи добрых людей, засыпавших меня письмами. Я и сам был заинтригован, хотя и не думал об этом промежутке, когда начинал „Атропу“. Итак, не совсем против собственной воли, я принялся выяснять, что могло в то время произойти. Я оставил его накануне женитьбы, капитан-лейтенантом в первые дни возобновившейся войны. Следующий раз он появится уже капитаном и отцом с женой на сносях. Очевидно, он как-то отличился, в чем и без того можно было не сомневаться, во-первых, потому, что Хорнблауэр — это Хорнблауэр, во-вторых, потому, что роману нужен сюжет. Он должен был побывать дома (раз Мария снова беременна), а в старом флоте отпуска отнюдь не были правилом».
Форестер решил, что Хорнблауэр будет участвовать в блокаде Бреста, — корабли блокадного флота по мере необходимости уходили в Англию чиниться. А поскольку он всего лишь капитан-лейтенант, то корабль у него будет маленький, легкий. Такой корабль удобен для близких наблюдений за Брестом. Значит, у Хорнблауэра будет много шансов заслужить капитанский чин, а у его корабля — пострадать в бою, чтобы отправиться в Англию для починки. Этому кораблю Форестер дал название Hotspur. В британском флоте было несколько кораблей с таким названием, из них первый — тридцатишестипушечный двухпалубный корабль пятого класса — находился на службе в период, близкий к описанному в романе: с 1810 по 1821 год. Само слово hotspur (буквально — «горячая шпора») означает человека отчаянно храброго, вспыльчивого и бесшабашного и восходит к прозвищу Генри Перси, средневекового английского военачальника, известного русским читателям по переводам шекспировских хроник как Гарри Готспер. Очень подходящее название для дерзкого маленького шлюпа. Вообще же Форестер иногда брал для кораблей Хорнблауэра реальные исторические названия, иногда придумывал их сам, но всегда в строгом соответствии с традицией; скажем, «Атропы» в Королевском флоте не было, но мифологические названия использовались довольно часто.
Кроме того, следовало учесть еще одно обстоятельство. Хорнблауэру бо́льшую часть жизни не везло с призовыми деньгами, и в начале «Атропы» он по-прежнему очень беден. Значит, какие бы подвиги он ни совершал, призы ему брать нельзя: либо противник будет уничтожен, либо ускользнет. Или есть еще варианты? Форестеру вроде бы смутно помнился эпизод, когда огромные призовые деньги выплачены не были. Он полез в исторические книги и обнаружил, что история с захватом коммодором Грэмом Муром (1764–1843) испанской эскадры, когда капитаны остались ни с чем, а огромные призовые деньги отошли к Адмиралтейству, случилась осенью 1804-го — ровно тогда, когда Хорнблауэр мог принять в ней участие. «Это было одно из самых удачных совпадений среди тех, которыми изобилует бумажная карьера Хорнблауэра, — писал Форестер позже. — Когда надо, я бессовестно искажаю факты. Возможно, я бы использовал эпизод с захватом испанских сокровищ, даже произойди он в 1801-м или 1807-м, но до этого не дошло. Подлинный ход событий встроился в книгу без малейших усилий — такое подражание природы искусству восхитило бы Оскара Уайльда»[90].
Впрочем, то, что Форестер скромно именует «совпадениями», правильнее, наверное, назвать творческой интуицией, основанной на глубочайших знаниях материала. В этом смысле очень показателен «Коммодор». Форестер утверждает, что, отправляя Хорнблауэра в Россию, не пользовался историческими источниками, а исходил из чисто теоретического предположения, что британский флот должен был поспешить на помощь осажденной Риге. Предположение вполне логичное: даже когда Британия находилась в состоянии формальной войны с Россией, Рига по-прежнему оставалась последним крупным портом, откуда англичане могли получать нужные товары (зерно, пеньку, мачтовый лес и др.), так что они вряд ли бы так легко отдали ее французам. Искусство ли подражает жизни или жизнь — искусству, но в обороне Риги и впрямь существенную роль сыграла эскадра под командованием контр-адмирала Томаса Мартина (1773–1854). И хотя всех подробностей Форестер не угадал (эскадра была все-таки не чисто британская: она состояла из семи английских и четырнадцати русских кораблей, а в некоторых частностях Мартин оказался даже изобретательнее Хорнблауэра), в целом нарисованная им картина очень близка к исторической.
Некоторое представление о том, какое количество материалов Форестер перерабатывал для каждой книги, дает шутливый рассказ о неприятностях, преследовавших его во время работы над «Отчаянным»: «Я не написал и пяти страниц, когда через дорогу, меньше чем в пятидесяти ярдах от моего уединенного и тихого кабинета,