казалось бы, от Москвы, но каждый раз в столице разражаются скандалы, требующие оргвыводов. И заграница не дремлет — особо ненавистный советской власти «Посев» в 1972 году выпускает и «Улитку на склоне», и «Сказку о Тройке», и «Гадких лебедей», написанных еще в 1967-м. Надо по отечественным нормам реагировать, и АБС, зная правила, помещают в «Литературной газете» протестующее письмо и только благодаря этому не вылетают из публичного пространства.

У тех, кто следит за фантастикой, их слава по-прежнему оглушительна — благодаря переизданиям, экранизациям, переводам на всевозможные языки и благодаря «Обитаемому острову» (1969), «Отелю „У погибшего альпиниста“» (Юность. 1970. № 9–10), «Малышу» (Аврора. 1971. № 8–11), и особенно благодаря «Пикнику на обочине» (Аврора. 1972. № 7), по мотивам которого А. Тарковский поставил свой знаменитый фильм «Сталкер» (1979).

Но обо всем этом в другом месте и в другой раз. Скажем лишь, что и после кончины АН его брат продолжал активную литературную деятельность — выпустил новые книги под псевдонимом С. Витицкий, опубликовал мемуарные «Комментарии к пройденному», опекал фантастов нового поколения и воспринимался ими как учитель, как самая безоговорочно крупная величина в этой сфере словесности.

Жизнь братьев АБС, — замечает БН, — «отнюдь не изобиловала — слава богу! — ни увлекательными приключениями, ни загадочными событиями, ни социально значимыми поступками, ни — хотя бы — тесными контактами с великими людьми XX века». Однако братьев АБС помнят и будут помнить: более 500 изданий на 42 языках в 33 странах мира — надежное тому подтверждение.

Хотя принести С. цветы в дар памяти некуда — оба брата завещали после кремации развеять свой прах в небе над местом с точно указанными координатами: АН — над Рязанским шоссе, БН — над Пулковской обсерваторией.

Соч.: Собр. соч.: В 12 т. М.: Текст, 1991–1995; Миры братьев Стругацких: В 28 т. М.; Донецк, 1996; Собр. соч.: В 12 т. Донецк, 2000–2003; Собр. соч.: В 10 т. М.: Эксмо, 2007–2008; Собр. соч.: В 14 т. М.: АСТ, 2018.

Лит.: Вишневский Б. Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда. СПб.: Terra Fantastica, 2004; Кузнецова А. Братья Стругацкие: феномен творчества и феномен рецепции. Липецк, 2007; Скаландис А. Братья Стругацкие. М.: АСТ, 2008; Володихин Д., Прашкевич Г. Братья Стругацкие. М.: Молодая гвардия, 2012 (Жизнь замечательных людей); Стругацкие: Материалы к исследованию. Письма, рабочие дневники. 1972–1977. Волгоград: ПринТерра-Дизайн, 2012; Черняховская Ю. Братья Стругацкие: Письма о будущем (Политическая философия Братьев Стругацких). М.: Книжный мир, 2016.

Сурков Алексей Александрович (1899–1983)

Всю первую половину своей жизни, уйдя еще в 1918-м добровольцем в Красную армию, С. воевал: на Гражданской, включая Польский поход 1920 года и подавление антоновского восстания на Тамбовщине, во время советско-финской кампании и аннексии Западной Белоруссии, ну и в дни Великой Отечественной, конечно, тоже, когда дослужился до звания подполковника, был награжден боевыми орденами Красной Звезды и Красного Знамени.

Стихи, а дебютировал С. опять-таки в 1918-м на страницах петроградской «Красной газеты», рождались будто в перерывах между боями, и названия у многих его книг были соответствующие: «Наступление» (1932), «Последняя война» (1933), «Родина мужественных» (1935), «Солдаты Октября» (1938), «Фронтовая тетрадь» (1941), «Большая война» (1942), «Солдатское сердце» (1943), еще одно «Наступление» (1943), «Россия карающая» (1944), «Я пою Победу» (1946)…

Он и понимал себя как солдата — партии, естественно, которая по мере накопления заслуг произвела С. сначала в офицеры, а затем в генералы советской литературы. И не ошиблась: на каждом доверенном ему посту он не ошибался тоже — на рубеже 1920–1930-х успел побывать одним из руководителей РАППа, на I съезде советских писателей в 1934 году дал отпор Бухарину, попытавшемуся канонизировать стихи Б. Пастернака, в пору призыва ударников в литературу послужил в журнале «Литературная учеба» под непосредственным руководством М. Горького, в 1945–1953 годах возглавлял журнал «Огонек», считавшийся при нем не из худших.

И был то ли осмотрителен, то ли щепетилен, но, во всяком случае, партийных заданий не перевыполнял и особо не скомпрометировал себя ни во время большого террора конца 1930-х, ни во время идеологической вакханалии конца 1940-х. Статья «О поэзии Б. Пастернака» (Культура и жизнь, 21 марта 1947 года) его, разумеется, не красит[2803], но и тут надо принять во внимание как органическую, по-видимому, несовместимость поэта-еретика и стихотворца-солдата, так и то, что, назвав Пастернака «принципиально отрешенным от нашей советской действительности, иногда условно лояльным, а чаще прямо враждебным ей», С., в отличие от многих инквизиторов того времени, все же не потребовал немедленно покарать этого замаскировавшегося антисоветчика.

Невелика разница? Возможно, но современники эту разницу чувствовали, и А. Гладков вспоминает, что, прочитав эту статью, он «вздохнул облегченно: при всей недобросовестности и тупости в ней не было окончательного „отлучения“. Стало ясно, что на этот раз вопрос об исключении Пастернака из ССП не будет поставлен»[2804]. Чувствовали современники и то, что, — сошлемся на К. Симонова, — «Сурков глубоко, органически презирал и ненавидел и антисемитизм как явление, и антисемитов как его персональных носителей». И, — рассказывает А. Турков, —

не забыть, как в самый разгар пресловутого «дела врачей» <…> Алексей Александрович вдруг горько и гневно сказал мне (отнюдь не близкому ему человеку): «У меня иногда создается впечатление, что я живу на территории, оккупированной Геббельсом!»[2805].

Литературные черносотенцы, старавшиеся «все выше поднять грязную и попахивающую кровью волну»[2806], отвечали С. такой же ненавистью, напоминая, кому положено, что всему причиной «жена еврейка, Софья Кревс — она несет его как на крыльях, от нее и слава поэта, и гонорары, и должности»[2807]. И трудно гадать, как развернулись бы события в Союзе писателей, но Сталин умер, и его преемники предпочли служак палачам или, если угодно, правоверных коммунистов-интернационалистов чересчур уж инициативным охотнорядцам.

Так что рвущихся к власти А. Софронова, Н. Грибачева, М. Бубеннова и им подобных от власти оттеснили, а замаранного в репрессиях, да к тому же еще и сильно пьющего А. Фадеева сменили на С., ставшего по должности и депутатом Верховного Совета, и сначала членом Центральной ревизионной комиссии (1952–1956), затем кандидатом в члены ЦК КПСС (1956–1966). И вел он себя в роли руководителя всесоюзной писательской организации (1954–1959) по-прежнему, то есть неукоснительно выполнял все, что велено, строго придерживался в речах того, что А. Твардовский назвал «языком богослужения», но старался, сколько возможно, держаться за сценой и беречься от совсем уж погромных выступлений и рискованных ситуаций.

Вот громят, например, 5–8 марта 1957 года писатели роман «Не хлебом единым» и альманах «Литературная Москва», и оказывается, — по словам В. Каверина, — что «работой пленума руководил прятавшийся где-то за сценой (и так и не появившийся в зале) А. Сурков.