и вдовы, а также преданностью матери одиннадцати детей; Франция почитала ее не только как Бланш-ла-бонн-рейн, но и как Бланш-ла-бонн-мать. Она освободила множество крепостных в королевских поместьях , тратила большие суммы на благотворительность и обеспечивала приданым девушек, чья бедность препятствовала любви. Она помогла профинансировать строительство Шартрского собора, и именно благодаря ее влиянию на витражах Мария была изображена не девственницей, а королевой.63 Она слишком ревностно любила своего сына Людовика и была неблагосклонна к его жене. Она усердно обучала его христианской добродетели и говорила ему, что скорее увидит его мертвым, чем позволит ему совершить смертный грех;64 Но не ее заслуга, что он стал верующим. Сама она редко жертвовала политикой ради чувств; она присоединилась к жестокому Альбигенскому крестовому походу, чтобы расширить власть короны на юге Франции. В течение девяти лет (1226-35), пока Людовик рос, она управляла королевством; и редко когда Франция управлялась лучше. В самом начале ее правления бароны взбунтовались, думая вернуть женщине власть, которую они потеряли при Филиппе II; она одолела их мудрой и терпеливой дипломатией. Она оказала упорное сопротивление Англии, а затем подписала перемирие на справедливых условиях. Когда Людовик IX достиг совершеннолетия и принял власть, он унаследовал королевство, могущественное, процветающее и мирное.

Он был красивым юношей, на голову выше большинства своих рыцарей, с тонкими чертами лица, чистой кожей и богатыми светлыми волосами; элегантный по вкусу, любил роскошную мебель и пестрые одежды; не книжный червь, но любитель охоты и соколиной охоты, развлечений и спортивных игр; еще не святой, ибо один монах пожаловался Бланш на королевские заигрывания; она нашла ему жену, и он остепенился. Он стал образцом супружеской верности и родительской энергии; у него было одиннадцать детей, и он принимал самое непосредственное участие в их воспитании. Постепенно он отказался от роскоши, жил все проще и проще, посвящая себя управлению, благотворительности и благочестию. У него было царственное представление о монархии как об органе национального единства и преемственности, а также как о защите бедных и слабых от превосходящих или удачливых немногих.

Он уважал права дворян, призывал их выполнять свои обязательства перед крепостными, вассалами и сюзеренами, но не допускал феодальных посягательств на новую королевскую власть. Он решительно пресекал несправедливость господ по отношению к людям и в нескольких случаях сурово наказывал баронов, казнивших людей без надлежащего суда. Когда Энгерран де Куси повесил трех фламандских студентов за убийство кроликов в своем поместье, Людовик запер его в башне Лувра, пригрозил повесить и отпустил при условии, что тот построит три часовни, где ежедневно будут совершаться мессы по его жертвам; отдаст лес, где охотились молодые ученые, аббатству св. Николая; лишиться в своих поместьях права юрисдикции и охоты; отбыть три года в Палестине и выплатить королю штраф в размере 12 500 фунтов.65 Людовик запретил феодальную месть и частные феодальные войны, а также осудил судебный поединок. По мере того как суд по доказательствам заменял суд поединка, баронские суды постепенно вытеснялись королевскими судами, организованными в каждой местности судебными исполнителями короля; было установлено право апелляции баронских судей в центральный королевский суд; и во Франции, как и в Англии, в тринадцатом веке феодальное право уступило место общему праву королевства. Никогда еще со времен Римской империи Франция не наслаждалась такой безопасностью и процветанием; в это царствование богатства Франции хватило на то, чтобы готическая архитектура достигла своего наибольшего изобилия и совершенства.

Он верил и доказал, что правительство может быть справедливым и великодушным в своих внешних отношениях, не теряя при этом престижа и власти. Он избегал войн, пока это было возможно; но когда агрессия угрожала, он эффективно организовывал свои армии, планировал кампании и в Европе энергично и умело проводил их до почетного мира, который не оставлял страсти к мести. Как только безопасность Франции была обеспечена, он принял политику примирения, которая допускала компромисс между противоположными правами и отвергала умиротворение несправедливых претензий. Он вернул Англии и Испании территории, захваченные его предшественниками; его советники скорбели, но мир продолжался, и Франция оставалась свободной от нападений даже во время длительных отлучек Людовика в крестовые походы. "Люди боялись его, - говорил Вильгельм Шартрский, - потому что знали, что он справедлив".66 С 1243 по 1270 год Франция не вела войны с христианскими врагами. Когда ее соседи воевали друг с другом, Людовик старался примирить их, презирая предложения своего совета о том, что такие раздоры следует разжигать, чтобы ослабить потенциальных врагов.67 Иностранные короли передавали свои споры на его рассмотрение. Люди удивлялись, что такой хороший человек должен быть таким хорошим королем.

Он не был "тем совершенным чудовищем, которого мир никогда не знал" - абсолютно безупречным человеком. Иногда он бывал раздражителен, возможно, из-за плохого здоровья. Простота его души иногда граничила с преступным невежеством или легковерием, как в непродуманных крестовых походах и неумных кампаниях в Египте и Тунисе, где он потерял много жизней, кроме своей собственной; и хотя он был честен со своими врагами-мусульманами, он не мог применить к ним то же великодушное понимание, которое так хорошо удавалось его врагам-христианам. Его детская уверенность в своей вере привела его к религиозной нетерпимости, которая помогла основать инквизицию во Франции, и утихомирила его естественную жалость к жертвам Альбигойского крестового похода. Его казна пополнялась за счет конфискации имущества осужденных еретиков,68 и его обычное доброе настроение не помогло ему в отношении французских евреев.

Но и с этими выводами он благородно приблизился к христианскому идеалу. "Ни в один день моей жизни, - пишет Жоанвиль, - я не слышал, чтобы он злословил о ком-либо".69 Когда его мусульманские похитители по ошибке приняли сумму, на 10 000 ливров (2 000 000 долларов) меньшую, чем выкуп, обещанный за его освобождение, Людовик, благополучно вернувший себе свободу, отправил сарацинам дополнительную плату в полном объеме, к отвращению своих советников.70 Перед отъездом в первый крестовый поход он приказал своим чиновникам по всему королевству "получать в письменном виде и рассматривать жалобы, которые могут быть поданы на нас или наших предков, а также обвинения в несправедливости или поборах, в которых могут быть виновны наши бейлифы, провиантмейстеры, лесничие, сержанты, или их подчиненные".71 "Часто, - рассказывает Жуанвиль, - после мессы он уходил и садился на дерево в Венсенском лесу, а нас заставлял сидеть вокруг него. И все, у кого было какое-либо дело, приходили и говорили с ним без помех и прислуги". Некоторые дела он решал сам, другие передавал советникам, сидевшим вокруг него, но каждому просителю он предоставлял право апелляции к