«Дочь была права ещё тогда. Я не понял, даже не осознал то, кого же на самом деле принял на службу. Беренис столь же прозорлива, как и её мать…» — подумалось Ильриму.

Можно было бы даже частично обрадоваться действиям Гоуна. Ведь он смог сделать очень полезное дело. Благодаря нему, начался процесс стабилизации королевства. До полного завершения ещё далеко, но он смог заложить основу всего процесса. Оставив очевидную проблему — герцога Кастора Варгоса. Последнего вполне можно было одолеть, пусть и со временем, но можно.

Правда, радости в текущих обстоятельствах и того что выползло наружу, король был лишь сильнее напуган. Виновникам тут выступал не только граф-заклинатель, но и его родной сын.

С раннего утра, зайдя в свой кабинет вместе с маркграфом Шельтсом — он собирался обсудить приближающиеся сражения с Варгосом. Обсуждение было прервано обнаружением на рабочем столе двух писем. Прочитав их, Ильрим впал в бессилие.

Повесив голову и обхватив её руками, старый король не знал, что ему делать. На его руках, а теперь уже и на руках его правой руки было доказательства, от которых волосы становились дыбом. Подтверждалось это ещё и тем, что Шельтс с момента начала чтения писем — не проронил ни единого слова.

Напряжение лишь росло, давя на правителя Холлфорда всё сильнее.

— Даже не знаю, что и сказать…

Обороненная маркграфом фраза была сколь нелепо звучавшей, столь и очевидной для обоих собеседников.

— Мой сын. Мой родной сын — изменник… — опустошённо проговорил Ильрим. — Будущий великий правитель, тот кто смог бы поднять эту страну — теперь предатель, спутавшийся с другим государством. Готовый пойти на переворот и убить меня.

Норим Шельтс не ответил ему.

— Почему так вышло? Он ведь и так наследник. Если ему было очень нужно получить власть в свои руки, он мог бы прийти ко мне. Вместе, мы бы начали процесс передачи власти. Я бы с лёгкостью отрёкся от трона, передав его сыну. — будто самому себе говорил король. Не смотря на дворянина. — А теперь что? Он подговорил целое собрание дворян восстать против меня.

— Это благодаря второму письму, мы знаем обо всей подноготной этого заговора, — отложив оба письма, уже прочитав их, Норим указал на одно из них. — Учитывая отсутствие на нём печати, можно смело предположить, что составлено оно было тем, кто и совершил подлог.

— Как думаешь, кто это может быть? Или же наши мысли сходятся?

Наконец посмотрев королю в глаза, маркграф твёрдо произнёс:

— Это Гоун и никто другой.

— Значит сходятся, — горько усмехнулся король. — А это только всё усложняет. Их борьба всё усложнила.

— Неизбежный исход. Я уже давно говорил, что ваш сын и Гоун явно будут соперниками, Ваше Величество, — напомнил старый, как и Ильрим дворянин. — Можете думать, что я говорю предательские вещи, но теперь нам придётся выбирать из них двоих. Кого мы поддержим?

— А как же Беренис?

— Вы серьёзно? Принцесса будет последней, кто заинтересована в управлении государством. Кроме того, если вы назначите её наследницей, это вызовет новый раскол среди знати. Что ещё больше упростит ситуацию для Варгоса и Берцега.

Ильрим понимает, что его соратник абсолютно прав. Да и дочь, не испытывающая к нему любящих чувств, не станет помогать. А даже если и вызовется, то лишь на условии не назначения её наследницей королевства.

— Может ещё есть шанс обелить Торица? Есть шанс на то, чтобы выставить его заложником обстоятельств? Может быть возможно сковать дворян, но спасти его? — с отчаянием в сердце спросил Ильрим.

— Думаю, что момент уже упущен, — с таким же отчаянием проговорил Норим. — Подложив вот это… — он указал на два письма — … Гоун пошёл в открытое противостояние. И у него, должен сказать, есть основания для этого.

— Какие?

— Видите ли, мои соратники рассказывали, что будто между кронпринцем и графом случился разговор. Как раз в тот день, когда он прибыл с предложением выступить вашим защитником. На встрече, Гоун прозрачно дал понять вашему сыну, что хочет получить верховенство в королевстве, будучи на равных с королём. Наверняка он намекал на то, что в обмен он поможет устранить всех соперников, включая и Варгоса, давая вам и Торицу как наследнику больше власти. Гораздо больше, чем было ранее. Но, эту власть правитель будет обязан разделить с ним.

На слова маркграфа, Ильрим сильно нахмурился.

— То есть, если верить слуху об этой встрече и факту состоявшегося разговора между ними, то выходит ли, что Гоун не намерен занимать трон? — спросил король. Продолжая хмурится.

— Я могу уверенно сказать, что это действительно так. Похоже, что его не интересует корона и высшая власть. Он хочет лишь иметь определённое влияние на дела королевства. Можно сделать вывод, что его не интересует становление королём и открыто править страной, — ответил королю аристократ. — Хотя…правильнее сказать, что его…не интересовало это.

— То есть?

— Я имею ввиду, что, если попытка заключить союз с кронпринцем провалилась. Значит, теперь он может об этом задуматься. Также, как и мы, понимая, что ваша дочь не согласится стать королевой.

— О-о-о-ох…! Это ещё больше всё усложняет. Для меня…

Теперь Ильрим почувствовал себя на перепутье. Самом настоящем перекрёстке, где несколько вариантов развития событий. Но ни один из них, не сулит для него и его семьи ничем спасительным.

— И даже так, нам в любом случае нужна помощь Гоуна, — вновь обратился к королю Шельтс. — Не забывайте, что заговорщиков немало. Все они могущественные личности и просто так арестовать их, от вашего имени, уже не выйдет. Позволю себе напомнить, что они боятся не вас, а графа-заклинателя.

— Думаешь поставить его во главе этого процесса? — понял мысли подчинённого Ильрим. — Но мой сын, как его главный соперник также попадёт под удар. И…и…

— Если это обнародовать, то репутация рода Холлфорд будут попрана, — легко понял маркграф. — Но, вновь позволю себе напомнить, что Гоун важен для отражения угрозы гражданской войны. Кто кроме него сможет сразится с Ахрадом Суфи? Ультиму Гварду не хватит на это, сил.

— А ещё вторжение Княжества Берцег над нами нависло, — добавил правитель Холлфорда. — Куда ни глянь, наш граф везде затычка. Без него королевству не выстоять.

— Так и есть, Ваше Величество.

— Но что делать мне? Что делать,