Габукай, где и стала на ночлег. Типичные азиатские постройки, кривые узкие улицы с бесчисленными переулками и закоулками, бесконечные плетни вместо заборов, загонов и амбаров – вот и весь аул. Внутренняя убогость убранства саклей, вернее, отсутствие всякого убранства, костры под колпаками-дымоходами вместо печей, отсутствие мебели и кроватей – все это производило большое впечатление на всех офицеров, большая часть которых была знакома с аульной жизнью только по книжкам.

За час до рассвета все были разбужены громким голосом командира, разносившего на улице дежурного по батарее за то, что последний не произвел вовремя подъем. В ауле уже кипела жизнь, слышался шум проходящего обоза, понукание усталых лошадей, говор и тяжелое, гулкое в ночной тишине топанье нескольких сотен ног. Это выступил Офицерский полк на сборный пункт, а за ним должна вытянуться батарея. Снова поход, снова нудное движение с частыми остановками из-за растягивания обоза, нервирующее ездовых и напрасно мучащее и без того усталых лошадей в орудиях.

Рассвет оживил колонну. К восходу солнца, поднимаясь в гору, вошли в аул, где был получасовой привал. Жителей в ауле не было совершенно, однако мычание скота позволяло предполагать поспешность и в то же время недавность их ухода, т. к. скотина не успела съесть своего корма и ожидала обычного водопоя. Некоторые пробовали полакомиться буйволиным молоком, но неудачно – из-за неумения доить.

Двинулись дальше. Вызваны квартирьеры – хороший признак: не будет боя и скоро долгожданный отдых. Мост через горную речку – и аул Несшукай, где и стали по квартирам. Этот аул считался большим: имел две мечети и одну лавку. Разместились по саклям, все с радостью торопились укладываться спать, и вряд ли кто-нибудь, за исключением ездовых, выходил из неуютной сакли на улицу, чтобы обменяться впечатлениями прошедших боев или призадуматься о недалеком будущем. Однако вести о генерале Эрдели все же подбадривали и придавали бодрости уставшим бойцам.

12 марта, по сведениям черкесов, противник решил наступать на аул Несшукай. К полудню появились сначала отдельные маленькие группы, затем и цепи противника. Завязался бой. Юнкерский батальон нес службу охранения, а потому первый вступил в перестрелку. По приказу к вечеру армия должна была следовать дальше, и генералу Боровскому, начальнику арьергарда, поручено оборонять аул лишь до темноты, огнем не подпускать противника и стараться не переходить в контратаки, дабы не нести излишних потерь.

Батарея была придана арьергарду и, имея наблюдательный пункт на старой мечети, стала на позицию на площади. Противник готовился к атаке. Подвезли артиллерию, которая, как всегда, стреляла ниже всякой критики, и подтягивали резервы к цепям. Подполковник Миончинсий решил бросить закрытую позицию и выехал вперед к цепям, где и оставался до захода солнца. С темнотою, когда уже главные силы наши отошли, противник решил атаковать аул. Генерал Боровский приказал цепям отходить, но забыл об этом передать батарее, которая стояла в огородах, обнесенных глубокими оврагами и не имеющих широких переездов.

Услышав отступление цепей пехоты, противник двинулся за ними и открыл сильнейший огонь. Батарея взялась вназадки и двинулась в аул, т. к. юнкерские цепи подходили к орудиям. Ближайший командир роты советовал торопиться, т. к. его рота отходит последней и, согласно приказанию, должна нигде не задерживаться. В это время одно из орудий свернулось с узенького мостика и застряло в канаве, наполненной водой. Началась суматоха, поднялся шум, большевики усилили огонь в сторону голосов. Номера по грудь в воде тщетно старались на руках вытащить орудие, понукание и поторапливание только им мешали. Видя такое затруднение, рота остановилась и стала задерживать наседающего противника до тех пор, пока номерам удалось вытащить орудие, чем и спасла его от верной гибели.

Выехав на дорогу, батарея скорым шагом пошла на соединение с главными силами, т. к. ночью она являлась обузой для пехоты. Пройдя аул соседний Понежукай батарея догнала и присоединилась к Офицерскому полку. Только к 15 часам 13 марта остановились на три часа на привал в ауле Вочепший. Здесь несколько дней тому назад, по словам жителей, был бой Черкесского полка, из армии, считавшейся генерала Эрдели, с большевиками. Сейчас же эта армия находится или в ауле Шенджий, куда должны двигаться после отдыха все части, или же в станице Калужской, невдалеке от аула. За час до выступления батареи высланы квартирьеры в аул Шенджий, а к вечеру прибыла туда и батарея. Здесь назначена дневка.

Началась чистка и приведение в порядок материальной части. Все занялись делом, как вдали послышалось какое-то странное, визгливое и в то же время монотонное пение. Это входил в аул из станицы Калужской, для связи с нашей армией от кубанцев, Черкесский полк. Громким «Ура!» встретили мы въезжающих черкесов на аульную площадь. Полк выстроился в ожидании прибытия генерала Корнилова. Теперь всем стало ясным и все убедились, что соединение армий произошло.

Ледяной поход[358]

В 7 часов 15 марта подъем. Выступили в часов 9–10. Всю ночь шел непрерывный дождь. Земля напиталась водою как губка. Улицы представляли сплошное море грязи. Измученные лошади начали останавливаться уже сразу по выходе из аула, что же будет дальше, по такой непролазной грязи придется идти еще 18 верст до Ново-Дмитриевки.

Для облегчения передков были спешены все конные чины батареи и на их лошадей навьючены лотки, но и это не помогало. Не успели мы пройти и 5–6 верст, как в батарее пало уже три лошади. Орудия то и дело останавливались; для обхода какого-то непроходимого участка дороги, затопленного разлившейся рекой, обозы и батарея были двинуты боковой дорогой. Приходилось двигаться среди затопленного водой леса, по узкой проселочной дороге, местами вода доходила до осей ящиков. Несчастные номера, с поднятыми полами шинелей, перепрыгивали с кочки на кочку, выискивали места помельче, пробираясь через густые заросли кустарника. Но вот орудие зацепилось колесом за дерево, вся колонна останавливается. «Номера и пеший взвод сюда», – слышится голос Миончинского, и вот прапорщикам приходится лезть в яму, залитую водой, распутывать постромки, поднимать упавших лошадей, накатывать орудие и, стоя по пояс в ледяной воде, тянуть под уздцы упиравшихся лошадей.

Дорога казалась бесконечной, дождь шел не переставая. Окончательно измокшие люди уже не выбирали более сухие места, а прямо шли по жидкой грязи, из нее легко было вытаскивать намокшую обувь. Сладким отдыхом показались всем 10–15 минут, проведенные в брошенном хуторе, в хате, битком набитой людьми. Но вот двинулись дальше; подул холодный ветер, начало морозить, непрерывно идущий дождь понемногу превратился в град, потом в снег, острые снежинки как иглы кололи лицо, намокшая одежда превратилась в ледяную кору, прикосновение к которой обжигает как