Она не чувствует облегчения, тревоги или радости избавления — на самом деле ничего не чувствует, просто лежит, глядя в окно, которое показывает тот же фрагмент чистого, но немного потемневшего неба. Снизу доносятся шипение и мерное постукивание деревянной палочки по дну сковороды, потом эти звуки внезапно стихают. Похоже, что-то отвлекает Пита от приготовления еды, и Анна представляет, как он, услышав сигнал о новом имейле в ящике, проверяет телефон. Он прочитает отправленное ею письмо, и тепло пополам с облегчением охватят все его существо, когда он подсознательно поймет, что Анна выбрала гораздо больше, чем ужин с друзьями, — она выбрала его.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Пять дней небеса сияли голубизной, но с началом новой недели небо сереет и прячется за тучами. Однако Анне все равно; она просыпается рано и в том же энергичном настроении, в котором провела все выходные. Еще нет и восьми часов, а она уже садится на Килберн-Хай-роуд в автобус, верхний этаж которого заполнен красочным строем уборщиков и строителей, а не обычными офисными клерками в деловых костюмах. Уж на этот раз Анна точно придет на работу раньше Ингрид. Когда автобус, урча, кашляя и двигаясь рывками, добирается до центра Лондона и здания вокруг становятся высокими и серыми, под стать небу, девушка обдумывает, что сказать Стюарту об интервью, и решает сообщить, что путь был тернист, но в конце концов она добралась до цели.

Войдя в офисное здание, она стремительно шагает через пустой атриум и поднимается в лифте на третий этаж, где находит Ингрид: та сидит, подогнув одну ногу под себя; на голове наушники; пальцы, как всегда, бегают по клавиатуре.

— Твою мать, — говорит Анна, с досадой бросая сумку на стул. — Ингрид снимает наушники и приветствует ее лучезарной улыбкой. — Живешь ты здесь, что ли?

Ингрид объясняет, что в Канаде такое начало дня ранним не считается, а выходные она провела не в офисе, а «с языком на плече» предавалась развлечениям по всему городу — надо же было отметить как следует отъезд Сэма из Британии. Когда Анна снимает пальто и усаживается за свой стол, Ингрид рассказывает об ужине на последнем этаже небоскреба около станции метро «Ливерпуль-стрит». У Анны появляется нехорошее предчувствие — небось сейчас опять придется смотреть фотографии, и этот момент не заставляет себя ждать: Ингрид хватает телефон и демонстрирует снимки. Анна невольно испытывает зависть, увидев панораму города с такой высоты, а также Ингрид и Сэма, окруженных другими улыбающимися парами, которые сидят за столом, уставленными вычурными тарелками с азиатской едой, почти в километре от земли.

— А у тебя как дела? Хорошо провела выходные?

— Прекрасно. Просто замечательно.

— Еще бы! Последний уик-энд перед тридцатилетием! Надеюсь, отрывалась без удержу?

Анна собралась было ответить, но придержала язык. Последний уик-энд перед тридцатилетием? Она и не думала дне рождения с такой точки зрения. Вот бы Ингрид удивилась, узнав, что она работала над статьей, убирала квартиру, открывала чемодан и проводила время с Питом; самый экстравагантный поступок, который она совершила, — пробежка.

— Ничего сверхъестественного. У тебя никогда не случалось приятных выходных без из ряда вон выходящих событий?

Ингрид кивает и так энергично говорит: «Конечно», что Анна не верит ей. Анна хочет рассказать о том, что совершила открытие, выяснив, наконец, для чего придуманы выходные, и о том, какой из-за этого она испытала душевный подъем, но не знает, как начать. Она с огорчением понимает, что вчерашняя уверенность — так же, как блаженная удовлетворенность — уже увяла; теперь это чувство отходит в прошлое, становится достоянием памяти. Анна представляет Пита за приготовлением утки, но этот образ больше не вызывает у нее глубоких эмоций; вместо этого она ясно видит над головой бойфренда сияющее число 70.

— Но следующие выходные особенные, да? — говорит Ингрид. — Жду не дождусь. Будет очень весело.

— Да. Хорошо проведем время, — Анна чувствует, что Ингрид готова засыпать ее вопросами о предстоящей вечеринке. Необходимость отвечать наваливается на плечи девушки непосильным грузом, она хватает кофеварку, которой вообще-то пользуется редко, и уходит, пока подруга не успела ничего спросить. Кухня пуста. Какое счастье, что не надо поддерживать светский разговор. Однако радость быстро сменяется озабоченностью: она, Анна, замкнута по природе или становится нелюдимой? С литром черного кофе она выходит из кухни и направляется назад по проходу между отделом кадров и спортивной редакцией, куда стекаются зевающие сотрудники, пытающиеся обрести бодрость, потягивая кофе. Поравнявшись со своим столом, Анна видит, что у ее компьютера примостился Стюарт. Он разговаривает с Ингрид: рассказывает, как на выходных ездил куда-то с семьей; только когда Анна водружает полный кофейник на стол, начальник замечает ее.

— А вот и она! Девушка с передовой. Как прошли выходные?

Стюарт пытается вести себя приветливо и непринужденно, но Анна чувствует некоторое стеснение — он взгромоздил свой зад всего в нескольких сантиметрах от ее клавиатуры и мыши, и самой Анне сесть некуда. Когда Стюарт выбирается из «тихого уголка» и подходит к ним поболтать, это всегда выглядит натянуто и вызывает неловкость. Его рассказы о жене и близнецах порождают настораживающую мысль о том, что Стюарт женат и у него бывает секс. Однажды утром он подошел, чтобы съесть с ними рогалик, и солидная порция сливочного сыра шлепнулась из его рта на клавиатуру Анны.

— А мы в пятницу тебя потеряли, — сообщает он. — Думали, ты сбежала.

— Извини, это, конечно, наглость с моей стороны. Но интервью затянулось больше чем на час, потом я пошла в кафе написать заметки по свежим следам, а когда закончила, было уже почти пять, и я рассудила, что возвращаться в контору поздновато.

Пока она говорит, Стюарт внимательно за ней наблюдает и, запустив руки глубоко в карманы костюмных брюк, громко бренчит мелочью и ключами. Он едва ли не единственный человек в офисе, одетый элегантно. Внезапно Анна обнаруживает, что не знает, куда девать собственные руки; она заводит их за спину и обхватывает левое запястье пальцами правой, как будто одна рука берет другую под арест.