Надеясь, что это еще не все, что сейчас будет продолжение, она с осторожным интересом взглянула на рыжую и стала ждать ответа на свой вопрос. Но Агата, покачав головой, будто стряхнула с себя глубокую задумчивость, поправила балаклаву и передумала говорить.

– А Костя-то, смотри, довольно далеко угнал, гоу за ним?

Она сделала несколько шагов вперед, и растерявшейся, задумавшейся Майке пришлось отогнать лишние мысли, чтобы просто поспеть за ней следом. Но осталось странное ощущение незавершенности, будто кто-то разбередил ее нервные рецепторы и теперь они тревожными иголочками покалывали кончики пальцев. Что же все-таки имела в виду рыжая? Или даже, скорее, кого имела в виду рыжая?

Впервые за весь вечер Майке пришло в голову, что Агата и Костя рискуют ради нее жизнью, и ее охватило страшное чувство вины. Этим двоим было что терять, им было кого терять, они еще могли стать такими счастливыми, у них же столько лет впереди – в отличие от нее, Майки, которая будет жить с внутренним разломом до конца жизни и которой нужно рисковать жизнью, чтобы снова почувствовать себя живой.

Ей показалось, что всю ее душу наполнила тяжелая тишина. «Господи, если кто-то и должен сегодня умереть, дай мне смелость умереть вместо них, дай мне смелость умереть вместо моих друзей, Господи, ты же знаешь, что я подхожу для этого больше, чем кто-то из них».

Она взглянула на Костину спину, мелькающую впереди, на теплый овал света на запястье. Иллюминатор, как и прежде, указывал на юг, то есть в ту же сторону, куда бежала тропа и куда по обыкновенным координатам, которые выслала блондинка, направлялся Костя, – и Майка сочла это хорошим знаком. Но хорошим знаком исключительно для них, не для вертолета, потому что пропавший вертолет летел на запад.

Откуда-то из сердца парка раздался ревущий порыв ветра, срывающий с деревьев листья, ломающий ветки, и Костя обернулся к застывшим от страха девочкам, прижал палец к губам и, сказав «ш-ш-ш», указал на поляну, проглядывающую шагах в двадцати перед ними.

– Быстрее, – прошептал он.

Погасив фонарики, друзья добежали до конца тропы и оказались на границе с широким пролеском, где под небольшим холмом стояло ветхое одноэтажное здание. Сосна на холме размахивала ветками, как руками.

Костя шепнул, что им нужно добраться до этого здания и скрыться в его тени, пока они не решат, по какой тропе безопасней продвигаться дальше. Так они и поступили. Возле здания росла высокая трава, а у его левой стены была огромная насыпь, так что, сев на деревянную веранду, уходящую за угол дома и скрывающую их от посторонних глаз, они почувствовали себя более или менее в безопасности.

Майка одним кивком отказалась от глотка кофе, который вновь предложила Агата, передала теплый термос Косте, потерла ладони друг о друга, чтобы согреться, и оглядела ветхое здание, на веранду которого они взошли.

На первый взгляд это был самый обыкновенный сарай для какого-то электрического оборудования, судя по многочисленным проводам, подведенным к крыше, но на стене виднелся логотип, и, увидев его, Майка ощутила, как механическое сердце ее иллюминатора дрогнуло. Размытый завиток Млечного Пути с синими шариками планет по форме напоминал – и довольно сильно – павлиний глаз из инстаграма[6] Самбо.

– Ребят, это же, по-моему, логотип Robot Erotics? – тихо прошептала она, указывая на выцветшие краски Млечного Пути.

Костя обернулся к ветхой стене сарая и, достав из кармана телефон, навел камеру на логотип и начал поиск по картинке:

– Сейчас проверим… да… точно. Robot Erotics.

Майка сдернула балаклаву, сорвала пожевать травинку и задумчиво склонила голову.

– Вам никогда не казалось странным, что компания, которая много лет подряд производила военную и строительную технику в промышленных масштабах, называется Robot Erotics?

– Выдвигаемся, – сказал Костя, проигнорировав ее вопрос, и накинул рюкзак на плечи. – Пойдем по той же тропе. Стрелки же все еще на нее показывают, правильно, Май?

– Да, в сторону робозавода.

– А товарищ командир позволит мне отлучиться? – недовольно проговорила Агата. Она взглянула на Костю и сверкнула своими продолговатыми томными глазами. – Или походы в туалет у нас тоже строго по графику?

Костя посмотрел на нее недовольно, но ничего не сказал. Снял рюкзак, достал телефон и стал что-то гуглить.

– У тебя пять минут. Вики пишет, что Robot Erotics не сразу стали производить военных и строительных роботов… – Он провел большим пальцем правой руки вверх по экрану, читая страничку Википедии, и лицо его подсвечивалось слабым голубым светом. – В начале двадцать первого века были просто секс-игрушки, затем они получили первый грант на военную технику… Вот зараза! Интернет медленно подгружает, думаю, скоро совсем пропадет.

– Почему? Из-за чащи? – спросила Майка, и Костя посмотрел на нее проницательным взглядом, как бы говоря: «Неужели ты правда не понимаешь, что совсем не из-за чащи?»

Майка кивнула, жестом попросив у него прощения за наивность, сделала глубокий вдох и огляделась. Костя был прав, они как будто находились на некой границе. Это ощущалось даже по тому, как здесь шумел ветер и рассеивался свет. Интернет не ловил не из-за того, что они были в лесу.

– Не пустошь – опрокинутый, могучий лес, ушедший кронами под землю глубоко[7], – пробормотала она едва слышно, и Костя мельком глянул в ее сторону.

– Что?

– Старый стишок.

Майка вдохнула лесной запах, и он заполнил ее легкие. Было странно и удивительно находиться в этом пограничном лесу поздним вечером, когда разум подсказывал оставаться дома и не ввязываться в неприятности. Ни один умный человек сюда не пошел бы, особенно в этот час, особенно в эпоху Уробороса.

«Так вот какая ты, – сказала она сама себе с легким удивлением, – а я дарил цветы – далеко не умная и совершенно точно не домашняя». Под завалами накопившегося за день напряжения и страха она все еще чувствовала щекотку странного возбуждения.

По пролеску, где расположился сарай, были раскиданы остатки робототехники, множество проводов ржавыми огрызками лежали на земле, увивались вокруг двух еле живых фонарей и вместе с тропой, которая пересекала поляну и бежала дальше в лес, из последних сил тянулись, тянулись, тянулись к трем негорящим вышкам робозавода – туда же, куда всей своей душой тянулась и сама Майка.

Она печально покачала головой. Пропасть, которая с некоторых пор пролегла между ней и другими людьми, теперь казалась ей даже больше той, которая отделяла ее от останков этих роботов, потому что, как и они, Майка когда-то тоже была живой. Встав на ноги, она качнулась