Я повертела ложку в руках, но еда в горло не лезла. Был у меня вопрос, который не давал покоя, вытаскивая по ночам из памяти все новые и новые сцены. Леда ведь действительно испытывала к нему чувства на момент их свадьбы, да и при обращении клятву он давал достаточно искренне, иначе бы не смог пробудить внутри себя зверя. Никого нельзя обратить насильно. В первые годы у волчицы с князем вообще была полнейшая идиллия, но что случилось потом — я не понимала.

Может быть, я чего-то не знаю. Или не помню. Или не придаю значения. Вариантов-то уйма, на самом деле. Только куда копать — большой вопрос.

Смертин внимательно вглядывался в мое лицо, особенно после того, как я отодвинула тарелку.

— Почему?

— Что?

— Ну схлынули у тебя тогда чувства, нашел ты себе человечку, так зачем было все это? Разошлись бы и все, законы стаи всегда это позволяли.

Мои-чужие эмоции нахлынули снова, сжимая горло в тисках. Пришлось несколько раз медленно вдохнуть и выдохнуть, чтобы избавиться от подступивших к глазам слез. К поляне, где князь тогда нагнал Полоза и Леду, Эльхар меня так и не сводил, но я и сама вспомнила. Разве что дуб наверняка разросся, подпитываемый магией зарытых в его корнях останков.

Он тогда пришел к волкам, собирался «возвращать жену», вот только Леда чуть ли не перед носом дверь захлопнула да рычала из-за нее, отказываясь даже разговаривать по-человечески. Оборотни безуспешно пытались его развернуть обратно, мол, нечего тебе здесь делать, тебе уже дали понять, что о тебе думают. Но князь оказался упрямым. Тогда Леда дождалась очередного визита Полоза — змей по коридорам пробирался незаметно, а ночевать под ее дверями тогда-еще-не-Смертину не давали — и сбежала вместе с ним. По «случайности» никто из патрульных их не увидел, ни как они из окна выбирались, ни как в лес убегали. Такие вот «великие слепые».

Вот только чутье у этого человеческого выкормыша оказалось отменное, он уже через несколько часов понял, что что-то не так. И даже смог взять след. Думаю, они бы даже смогли уйти, но Леда уже носила под сердцем ребенка, так что князь их все-таки нагнал. Чьим был детеныш — тогда бы никто не сказал, а вот последствия оказались красноречивыми. Впрочем, лучше обо всем по порядку.

Озверевший Владислав впал в дикую ярость, не замечая практически ничего вокруг, силы обращенного внезапно возросли, превосходя даже рожденных оборотней. Попытавшихся задержать его волков он смел, даже не заметив. И во время бега по лесу ярость его только сильнее разгоралась. На поляне он даже не попытался объясниться.

Все произошло слишком быстро. Полоза подвела ранняя весна, было еще слишком холодно и реакция змея оказалась притупленной. Три удара он отразил, даже попытался ответить, но четвертый оказался смертельным. Застрявший в промежуточной форме обезумевший оборотень буквально рвал его на куски.

Вернул его в подобие сознания только совершенно безумный хохот Леды.

Эльхар к тому моменту нагнал всех троих, даже успел выскочить на поляну, но было слишком поздно. Волк даже со своего места видел, как на ногах Леды пропитывается кровью ткань. Волчица кое-как, опираясь на дерево, встала, глядя на полуволка перед собой.

— Я была слишком слепа, что же, за слепоту платить положено… И ты тоже заплатишь. Ни покоя тебе, ни смерти не будет, князь. А за это, — рука слишком медленно и плавно указала на окровавленные ноги, — ты своей кровью заплатишь. Не будет у тебя больше детей. Один будешь скитаться. И даже когда я вернусь в этот мир, ты прощения не получишь. Даже если я все забуду. Я тебя в стаю привела, я же тебя из нее изгоню. Ни один оборотень тебе руки не подаст.

— Я даже прослежу за этим, — тихий голос Эльхара привлек к себе внимание.

Леда кивнула, принимая, и осела на снег рядом с тем, что осталось от Полоза. Наблюдавший за этим волк не спешил к ней — дыхания уже не почти было, после таких проклятий не выживают, за них платят своей жизнью, отдают себя до конца. Зато кулак в лицо принявшего человеческий облик князя впечатал. Владислав не сопротивлялся, ощущая, как последствия слов сковывают его. Думаю, он даже не ощущал боли от ударов, настолько по нему било проклятие на крови его собственного ребенка.

— Ты ушла от меня к этому чешуйчатому! — голос Смертина вернул меня в реальность.

— Ты первый ушел от меня. Когда вернулся с чужим запахом на себе, — эмоций вдруг резко не осталось, словно меня накачали успокоительным. — Я лишь закончила то, что начал ты.

В голове скрипели шестеренки, пытаясь свести в одну личность меня и те ошметки, что вылезали из прошлого, удерживая при этом хоть какой-то рассудок. Если он сейчас попытается что-нибудь со мной сделать, я, наверное, вцеплюсь ему в глотку… Может, добить его еще одним вопросом?

— Что с ними случалось, м? Мне интересно, насколько тебе понравился мой прощальный подарок.

— Сначала даже не рождались, — Смертин отвернулся от меня, рассматривая свое отражение в зеркале на стене. — Позже каждая новая беременность у моих женщин длилась чуть дольше, словно давая надежду.

— И когда ты перестал пытаться?

— Ему было три.

— Ребенка жаль. Тебя — нет. Ты редкая мразь, Владислав.

— Даже шанса не дашь?

— А чем ты его заслужил? — я пожала плечами. — Я хочу вернуться в комнату. Этот разговор меня утомил.

8.4

Я лежала на кровати, бездумно рассматривая потолок. Прошла от силы неделя, даже меньше, но морально я вымоталась в край. Хотелось просто закрыть глаза и проснуться от этого кошмара. Вот только кошмар не уходил, а при попытке заснуть — возвращался с новой силой, принося с собой видения прошлого. Становилось только паршивее, настолько, что есть не хотелось, так что на попытки Смертина вытянуть меня из комнаты я не реагировала. На пятый отказ от еды он не выдержал и принес ее в комнату. Я только лениво повернула к нему голову. Как-то в подростковом возрасте, познакомившись с идеей прошлых жизней, я подумала, что было бы неплохо что-нибудь из них вспомнить. Беру свои слова назад. Это слишком тяжело, да и с нынешней жизнью разобраться мешает.

Похититель мой после памятного разговора словно притих. Мне иногда даже казалось, что это совсем другой человек, настолько он отличался от того, что я помню. Возможно, я перегнула палку своим комментарием, но где я была не права?

Отвернулась от еды —