Патрик Винтер: Коротко? Хорошо. Для своего нынешнего работодателя, фирмы «Ксантия», я рассчитываю модели страхования и размеры страховой премии. Например, на основании демографических прогнозов произвожу расчеты алгоритмов риска.

Прокурор: Можете привести конкретный пример?

Патрик Винтер: Конечно. Если у человека в возрасте «x» вероятность (q x) умереть в следующем году является высокой, что соответствует параметрам «ω 0», то есть установленному практикой максимальному возрасту жизни, рассчитываемому по формуле больше или равно (ω 0) q x = 0 f. a. X, и если случайный остаток жизни (T x)…

Прокурор: Спасибо. Я имел в виду пример, который мы все здесь сможем понять».

В этот момент Тилль зрительно представил, как на скамейках для зрителей, если на это судебное заседание вообще были допущены представители общественности, раздались смешки, и подумал:

«Боже! Этот Патрик Винтер действительно был гением! Если я переживу эту ночь, то мне придется притворяться «человеком дождя».

Затем Беркхофф продолжил чтение документа:

«Прокурор: Позвольте задать вам другой вопрос. Вы брали иногда работу на дом?

Патрик Винтер: Это не возбранялось. В договоре с работодателем есть соответствующая оговорка.

Прокурор: Скажите, а накануне 20 июля вы тоже брали работу на дом?

Патрик Винтер: Да.

Прокурор: Вы можете объяснить суду, какое отношение к рассматриваемому делу имеет тот факт, что вы взяли работу на дом?

Патрик Винтер: Конечно, хотя нет. Не знаю. Это сложно. Прокурор: А вы не спешите с ответом».

В этот момент руки у Тилля задрожали, но он не стал поднимать глаз от листка бумаги из опасения, что Армин может расценить это как то, что Беркхофф закончил чтение. А в том, что должно было произойти после этого, его сокамерник сомнений не оставил.

– После я покажу тебе, что такое настоящая боль! – заявил он совсем недавно.

В то же время желание читать дальше у Тилля совсем пропало. При этом он не понимал, что именно в столь небольшом уже прочтенном им отрывке так глубоко тронуло его душу, заставив учащенно биться сердце в груди. Беркхофф боялся дальнейших показаний Патрика Винтера, поскольку предполагал, что они раскроют одну из самых страшных историй в этом мире. Тем не менее другого выбора у него не оставалось, и поэтому он вновь сосредоточился на том месте, где прервался:

«Прокурор: Что содержалось в последнем документе из тех, которые вы взяли с собой домой?

Патрик Винтер: Я полагал, что в нем содержится новый порядок расчетов вероятности наступления смерти в пределах одной популяции для особо рискованных страховых случаев.

Прокурор: Но этой информации вы в нем не нашли?

Патрик Винтер: Нет.

Прокурор: Что же вы обнаружили?

Патрик Винтер: Там была кое-какая информация обо мне.

Прокурор: Какая именно информация о вас, господин Винтер?

Патрик Винтер: О том, что я сделал.

Прокурор: Нельзя ли более конкретно?

Патрик Винтер: Эти желания возникли у меня сразу после его рождения. С момента появления на свет Йонаса. Это были ужасные и неестественные желания.

Прокурор: И в этом документе говорилось о ваших желаниях?

Патрик Винтер: Да, о моих желаниях и поступках. Ужасных поступках».

Тут Тилля словно прострелило.

«Черт возьми, Скания! – подумал он. – Такого не может быть! У Патрика Винтера есть еще один ребенок! Или был?»

В этом месте в тексте записи было отмечено, что Винтеру стало плохо, и допрос был продолжен после перерыва:

«Патрик Винтер: Для меня является загадкой, откуда неизвестному мне сослуживцу из фирмы «Ксантия» стало известно о моих грехах. Сам я никогда никому об этом не рассказывал и исключаю возможность того, чтобы кто-то из страховщиков смог бы собрать подобные сведения. Тем не менее, когда я открыл папку с документами, мне показалось, что мысли были записаны прямо из моей головы.

Прокурор: Вы хотите сказать, что прочитали не только о том, что уже совершили, но и о своих мыслях?

Патрик Винтер: Да, это походило на то, что кому-то удалось заглянуть в самые потаенные и мрачные места моей души.

Прокурор: Не могли бы вы изложить это суду более подробно?

Патрик Винтер: Я прочитал о том, что произошло в один конкретный осенний день. После обеда, точнее, в половине третьего, Линда находилась в плавательном бассейне. Йонасу тогда было всего год, и я пошел вместе с ним в подвал. Должен вам доложить, что у нас есть небольшая сауна. И с ней постоянно возникали проблемы, поскольку дверь заклинивало. Дело заключалось в том, что предыдущий владелец дома не заботился о ее обслуживании и профилактике, в результате чего сауна перестала соответствовать общепринятым стандартам безопасности. Так вот, я включил печь подогрева на полную мощность и через полчаса направился в сауну. Температура в ней поднялась до девяноста градусов. Я подождал до пятнадцати минут четвертого, то есть до того времени, когда уроки по плаванию закончатся, поскольку знал, что после этого Линда всегда ездила по магазинам, чтобы сделать необходимые закупки для ведения домашнего хозяйства. Таким образом, в моем распоряжении оставался примерно час.

Прокурор: Для чего?

Патрик Винтер: Чтобы прикрутить внутреннюю дверную ручку, которая ослабла.

Прокурор: Зачем?

Патрик Винтер: Чтобы сауна больше не открывалась, пока в ней находились бы мы с Йонасом.

Прокурор: Вы вошли в сауну вместе с ним?

Патрик Винтер: Конечно. Все должно было выглядеть реально. Как несчастный случай».

В этом месте Тилль прервал чтение и закрыл глаза, и перед его мысленным взором возникла картина, как отец с сыном в буквальном смысле стали задыхаться на девяностоградусной жаре, умирая от жажды и слабея с каждой минутой.

«Колебался ли Патрик, когда закрывал дверь? – спросил он самого себя. – Может быть, в последнюю минуту он изменил свое решение, но впал в панику и начал, как одержимый, молотить в запертую дверь, выплескивая смертельный страх, в то время как на нестерпимо горячем воздухе головка его маленького сынишки становилась все краснее и краснее?»

Тилль отогнал от себя страшное видение и продолжил чтение:

«Прокурор: Вы намеренно пошли с тринадцатимесячным ребенком в неисправную сауну?

Патрик Винтер: Йонас был немного простужен, а кроме того, в тот день в нашем доме отопление работало плохо. С ним в начале отопительного сезона всегда возникали проблемы. Поэтому мне легко было бы объяснить Линде, что я хотел всего лишь согреть нас обоих, но совершил при этом непоправимую ужасную ошибку.