Решетилов отключил аппарат и растерянно посмотрел на Дронго.

– Последняя ниточка оборвалась, – прохрипелон. – Его сына убили два дня назад.

И впервые за все время знакомства с генералом Дронго увиделв его глазах ничем не прикрытую ярость.

Нужно было отправиться домой и принять душ. Ему хотелосьспать, сильно болела голова, сказывались невероятно долгие перелеты. Сначалакороткий – из Рима в Стамбул, затем долгий – из Стамбула в Алма-Ату. Следом ещеодин перелет в Павлодар. Потом полеты на вертолетах, перелет в Новосибирск. Инаконец, четырехчасовой перелет в Москву. Такое «путешествие» способно вымотатького угодно. Дронго даже заснул в салоне автомобиля, пока они ехали в ФСБ, иоткрыл глаза только тогда, когда машина мягко затормозила у подъезда.

– Выходите, – устало бросил Решетилов. –Сегодня меня выгонят с работы, и я попрошусь к вам помощником. Возьмете?

– Помощником возьму, – честно ответил Дронго,вылезая следом за генералом из машины, – а вот руководителем не утвердилбы. Своим, во всяком случае.

Пьеро, выйдя из салона, встал рядом с автомобилем. Казалось,это бессловесное существо никогда не устает.

– Почему? – удивился генерал.

– У вас тяжелый характер. С вами трудно работать. Хотякак обычный сотрудник вы можете быть незаменимым. Ваша добросовестность ипунктуальность – очень ценные качества для помощника.

– Только помощника? – лязгнул зубамиРешетилов. – Ну, спасибо и за это. А насчет моего характера я сам знаю.Только я не в бакалейной лавке работаю и не в парке культуры, чтобы всемулыбаться. У меня другие задачи.

– Понятно, – Дронго потрогал лицо, – мненужно, чтобы сюда привезли мой чемодан. И покажите, где у вас туалет. Мненеобходимо побриться и переодеться. Если бы я еще мог помыться, то это было быабсолютно идеально.

– Туалет в конце коридора, – усмехнулсяРешетилов. – Скажите, Дронго, вы всегда так держитесь или специально менядразните?

– Вы о себе слишком высокого мнения, – улыбнулсяДронго. – Всегда. Я не меняюсь. Или даже так – не хочу меняться. Черездесять минут я буду у вас. И не дергайтесь, генерал, еще не все потеряно. Какбы цинично это ни звучало, но у нас теперь наконец-то появилась реальнаязацепка.

– Да что вы говорите? – изумился Решетилов. –Какая зацепка? Мы потеряли последнего свидетеля.

– Это с вашей точки зрения, – возразилДронго. – Вы мыслите категориями контрразведчика: или вы обнаружилитеррориста, или он ушел. А у меня другой взгляд. Если бы мы так продолжалиискать, то сын Сургутского мог бы указать на своего друга или знакомого,уехавшего в Пакистан. Или в Антарктиду. Но, думаю, нам никто не дал бы временина командировку в Антарктиду. Поэтому, хотя, повторюсь, это звучит цинично,убив сына Сургутского, они невольно себя выдали. Теперь можно уверенно сказать,что вся операция готовилась с небывалым размахом. Посмотрите, какая цепочка.Сначала похищают контейнеры из заброшенного хранилища. Затем их нелегальноперевозят через границу России. Параллельно в Новосибирске нашли место длясмены контейнеров. И те, кто это сделал, очень хорошо знали об опасности отрадиации. Но пошли на этот шаг, приказав всем заболевшим двинуться на юг, чтобысбить нас с толку.

На Адабашева они вышли через его преподавателя. А профессоранашли каким-то образом через его сына. Представляете, какая сложная цепочка?Заранее подготовили новые контейнеры, заранее нашли самолет или вагон для транспортировкиэтого груза. Все просчитали. Но случился небольшой сбой. Мы должны были искатьих на юге, а двинулись на север. Сначала все испортил Адабашев, так некстатипоявившийся в Москве. Затем профессор Сургутский, у которого состоялся нелегкийразговор с сыном. После него профессор попал в больницу с обширным инфарктом, аего сына через два дня нашли погибшим. Отсюда вывод, что кто-то из этой группылибо вся группа находятся в Москве. И стоило Аркадию Сургутскому попытатьсячто-то прояснить, как его убрали. Я думаю, мы вправе выстроить именно такуюлогическую цепь.

По коридору несли его чемодан. Пьеро шел следом зачемоданом.

– В туалет! – крикнул Дронго. – Несите сразув туалет. А вы будете охранять меня и в туалете ФСБ? – зло спросил он уПьеро.

– Я буду в коридоре, – ровным голосом откликнулсятот.

– Вы думаете, что меня успокоили? – спросилРешетилов. – Получается, что они в Москве?

– Кто-то, безусловно, в Москве. Но после убийстваАркадия Сургутского я лично думаю, что Москва стала менее опасным городом, чемвсе остальные.

– Почему? – не понял генерал.

– Если они хотели замаскировать движение контейнеров посеверному пути, выслав людей на юг, то почему так себя подставили, убравАркадия Сургутского? Можно было избавиться от него, не оставляя следов. Но егоубили, и теперь у нас два варианта. Либо бомба в Москве и она сработает прямосегодня, а им уже нечего терять. Либо ее нет в Москве, а убийство АркадияСургутского лишь часть их большого плана. Эти люди не могут допустить, чтобыкто-то вышел на них раньше, чем они будут готовы. А готовы они будут в такомслучае не в Москве, а в одном из четырех других городов. И боюсь, нам предстоитеще вычислять, куда могли отправиться террористы.

– Надеюсь, – с чувством произнес генерал, –моя задача, чтобы ничего страшного не случилось в Москве…

– А моя задача, чтобы эта «бомба» не взорвалась ни водном из пяти предполагаемых городов, – заявил Дронго.

– Пусть в Тель-Авиве или Вашингтоне о себе самизаботятся, – буркнул Решетилов. – У них прекрасные специалисты. Пустьи ищут своих террористов. А нам нужно обеспечить безопасность нашей столицы.Идите бриться. У вас пятнадцать минут.

Дронго отправился в туалет. Даже в самых строгих учрежденияхгорода в подобных туалетах не бывает той идеальной чистоты, которой славятсяамериканские туалеты. Дронго помнил, как его когда-то изумили туалеты наАрлингтонском кладбище – идеально чистые, одетые в мрамор с тканевым покрытием.Или туалеты в Монако, где особое устройство протирало доску после каждогоклиента, дезинфицируя все вокруг. Но это было в богатом Монако. А здесь емупришлось бриться, стоя перед замызганным зеркалом и плохо вымытой раковиной. Нокак бы там ни было, через пятнадцать минут он появился в приемной Решетилова,выбритый и вымытый, успевший сменить рубашку и надеть другой костюм. От негодаже пахло неизменным «Фаренгейтом». Секретарь разрешила ему войти кРешетилову, который заканчивал с кем-то говорить по телефону.

– Какой франт! – не очень любезно пробурчал он,взглянув на Дронго. – Успели даже переодеться…

– Что у нас нового? – Дронго сел на стул передгенералом и повертел головой, которая болела все сильнее. «Если и дальше такпойдет, нужно будет что-нибудь принять», – подумал он. Спазмалгон илиаспирин. Дронго знал, что может принимать любые лекарства, кроменитроглицерина. Много лет назад ему дали полтаблетки нитроглицерина, и он тогдачуть не умер от головной боли. Очевидно, для сосудов его головы это средствооказалось чересчур радикальным.