я дура была.

— А сейчас?

— А сейчас я умная. Не хочу бо́шки чекрыжить. Артисткой быть хочу, понял?

— Да это уж мы в курсе…

В окошко раздачи выглянула хорошенькая голубоглазая девушка, убедилась, что больше голодающих не наблюдается, и задвинула ставню-заслонку. Сразу стало не слышно ни кухонных шумов, ни разговора.

Кавуз покосился на свою забытую вилку, замершую в воздухе с куском котлеты, и встретился глазами с Рухидом.

— Вот тебе и повариха, — обескураженно проговорил тот.

Надим, тоже прислушивавшийся к разговору в кухне, ничего не сказал, только выразительно пошевелил бровями и уткнулся в свою тарелку.

Ну, дела.

Худо ли бедно, с сегодняшней нормой справились все. Не успевшим до пяти бригадам пришлось дожидаться восьми вечера. Кавуз гадал: позовут ли их ещё раз? Позвали. Видать, «Миша» решил не менять своё слово. Тем, кто уже успел получить обед, раздали ужин. Остальным — обед, не до конца остывший только благодаря объёму кастрюль и бачков. Хотя его сложно было назвать даже тёплым. Тарелки с супом подёргивались белой плёнкой жира. Бригада Салима начала ворчать и возмущаться, но Пилсур, сидевший рядом, только за соседним столом, ткнул возмущающихся в спины и громко объявил:

— Хороший какой суп, наваристый! — и прошипел сидящим рядом: — Ешьте скорей, пока нас из-за этих баранов не выгнали…

Кавуз покачал головой. Допрыгается Салим. И других подставит. Не хочет смириться с судьбой, не хочет один глаз закрыть. Дурак.

В кухне брякали кастрюли и пела женщина. Очень красиво, на непонятном языке. Слов было не разобрать, иногда только повторялось: «Аморе! Аморе!» Итальянский, наверное.

Баронство Денисова, Хвост Дракона, Пещеры, 18.06 (октября).0055

Кавуз

Следующий день оказался труднее. Здесь было тяжелее, чем на строительных работах в крепости, сильно тяжелее. Тело с утра ныло, как избитое. На утренней поверке Бурый посмотрел на них скептически и объявил:

— Первая неделя — норма выработки снижена на тридцать процентов. Даю вам время втянуться. Вторая — на пятнадцать. Дальше по полной. Жрать будет только тот, кто норму делает, и делает вовремя. Я предупредил.

То, что старший бригадир со жратвой не шутит — это по вчерашнему поняли уже все. Молодые пацаны испугались остаться голодными, начали суетиться. Эх, стазу видно — на стройке не работали, мешков не ворочали. Рухид, глядя на такую горячку тоже поморщился:

— Слышь, молодёжь! Не спешите так! Спокойно, с расстановкой. Силы рассчитывайте.

Вроде дошло. Но через некоторое время мальчишки снова задёргались, заторопились.

Гиря, с утра определивший им фронт работ, ушёл к другой бригаде и только изредка поглядывал издалека, словно приценивался. Перед обедом подошёл к молодым, потребовал:

— Руки! — и показал растопыренные пальцы.

Шухрат оглянулся на остальных и первым начал стаскивать рабочие рукавицы.

Даже в верхонках было видно, что руки у пацанов дрожат.

Гиря скорбно прищурился на всех троих, словно хотел сказать: «вы чё, не понимаете, что вам говорят?» — но не сказал, отчего те съёжились ещё больше.

Кавуз тоже морщился и думал, что работники во вторую смену из них будут никакие. Бригадир неопределённо рыкнул и мотнул головой:

— Обедать, — голос у их бригадира был глубокий, и каждое редкое слово натурально падало гирей.

Площадка перед столовой чем-то напоминала базарную площадь. Потихоньку стягивались бригады. Кавуз посчитал: не все. Хорошо, если половина. Бригадиры кучковались тут же, отдельным кружком. Трепались негромко. Бурый посмотрел на наручные часы, поднялся на крыльцо:

— Так, опоздавшим больше чем на полчаса — половинная пайка, — говорил своим, но вся площадь затихла, прислушиваясь. — Кто до конца перерыва не уложится — хлеба с водой, и пусть обратно топают.

Рухид тоскливо подумал вслух:

— Хоть бы хлеба добавки дали, на вечер хоть по куску спрятать. Ужинать-то не придётся, а, Кавуз?

Но ответить он не успел. На крыльцо выпорхнула девушка, которую до этого все они видели только издалека. Красивая она была. Рыженькая, фигуристая. Ухоженная девка, сразу видно. Не избалованные в последние дни женским обществом, мужики уставились на неё во все глаза.

А Шурочка посмотрела на них с насмешливым прищуром и спросила у Гири:

— Ну чё, которые твои?

Гиря мотнул в их сторону головой, а Лось рассудительно добавил:

— Да чего мелочиться, Шуро́к? Кто норму сделал — всех и поправь.

— Правильно! Трудовое поощрение! — вставил Червончик. — И справедливо, и тебе лишняя практика — дохтур что сказал?

Шура почесала нос:

— Тогда долго будет. Пусть в столовую заходят, я на месте поправлю.

Смысл этого малопонятного разговора дошёл до них в столовой. Девчонка неторопливо шла вдоль рядов, на несколько секунд останавливалась около каждого, опускала на голову свою маленькую ладошку. Целительница! Ушла из мышц тупая ноющая боль, спины распрямились, даже как будто стало веселее.

Рухид, уверившийся, что ужин сегодня будет, взбодрился и внимательно смотрел, как докторша идёт вокруг их стола, а потом негромко сказал соседям:

— А с такой бабонькой, наверное, всю ночь можно, а? Она ж того… И подбодрит, и поднимет.

Сказал по-своему, но Шурка усмехнулась и ответила по-русски:

— А ты работай без взысканий. Глядишь, и дам тебе талончик. Проверишь, — хитро улыбнулась и пошла к другому столу.

Рухид только крякнул, а Кавуз сердито сказал:

— За языком следите-ка. И вообще, говорим по-русски. Пацаны плохо знают, а скоро проверка.

МЕЖСЕЗОНЬЕ

Серые Земли, посёлок Хушо, 18.06 (октября).0055

Андалеб

Неожиданно для самого себя Андалеб оказался во главе разношёрстного отряда, который продолжал разрастаться с каждым днём. С разных концов степи стекались теперь уже не только родичи, друзья и сочувствующие, но и просто удальцы, желающие поучаствовать в большом походе. Большей частью это была молодёжь, буйная, шумная, безудержно выхваляющаяся друг перед другом. Те, кто торопился сделать себе имя.

Были, конечно, и старшие. Родичи попавших в плен, но… По большей части это были люди, не очень-то привычные к сабле. Засидевшиеся в своих усадьбах баи, которые оказались недостаточно хитры и увёртливы, чтобы отказаться от похода, сохранив лицо. Торговцы. Но не такие, как Джума. Эти уважаемые люди сами не водили караваны. Они предпочитали нанимать посредников, держать доверенных лиц, управляя всем из роскошных особняков.

Андалеб сплюнул. Лучше бы по домам сидели, бурдюки с дерьмом. Только и току, что спеси…

Получившийся бестолковый и трудноуправляемый отряд заставлял его с ностальгией вспоминать службу в рядах вооружённых сил СССР. Вот этих бы всех загнать на срочную, живо бы дурь из мозгов повыбилась.

Ещё и Ришатова выходка не давала покоя. Осторожные расспросы ничего не прояснили. Неужели сам, дурак, додумался? Дед Рустам вчера уехал, оставив пустые стены, и Андалеба не оставляло подозрение, что не всё в этой истории чисто, но ни чуйка, ни сны не давали ответов.

Как назло заморосил промозглый дождь, превращая дороги в холодную слякотную жижу. Придётся сидеть тут, пока непролазная грязь не схватится мерзлой коркой.

Сил больше не было слушать дурацкое бахвальство молодёжи и сетование старших, и Андалеб засел в доме у Джумы, сказавшись больным и велев никого к нему не впускать.

Дождь висел противной серой пеленой. Оставалось только ждать морозов. Только ждать…

Баронство Денисова, Хвост Дракона, Пещеры, 22.06 (октября). 0055

Кавуз

Шестница

Дождь пришёл в горы, и прохладные рассветы превратились в промозглые. Да и днём было не лучше. Непогода накрыла их утром, а в обед Бурый уже объявил, что вторая смена будет внутри пещеры.

Там было тепло, но темно и неуютно. Пришлось взять ручные фонари, отбрасывающие во все стороны неровные чёрные тени.

От большого зала, расположенного на самом входе, они пошли длинным и довольно широким коридором внутри скалы. С непривычки казалось, что гора медленно давит сверху, норовя расплющить и проглотить наглых маленьких человечков, посягнувших на её богатства. Салим, дурак, всю дорогу до выработки шептал что-то о подгорных дэвах, а потом испугался какой-то тени и закатил истерику. Хуже того — он побежал назад, к выходу, сея панику и увлекая за собой таких же паникёров. Кого-то сбили с ног. Кто-то уронил фонарь, зазвенело стекло, выплеснулось на людей горящее масло, вокруг закричали…

— Стоять! — Кавуз схватил за руку рванувшегося к выходу Шухрата, глаза у пацана были, что плошки. — Все сюда, к стене, стоим! — он быстро огляделся, убедился, что вся его бригада на месте. — Берегите фонари, держитесь рядом!

В каше криков стали слышны голоса других старших, пересчитывающих свои