бригады. Кто-то протяжно кричал. Из головы колонны с руганью протолкались бригадиры. Потом мимо их группы протащили кого-то на выход, Кавуз не разглядел — кого. Рядом привалился к стене ругающийся сквозь зубы Пилсур.

— Что, из твоих? — Кавуз мотнул головой вслед носильщикам.

— Н-но… — Пилсур тряхнул башкой, скривился. — Салим этот… ишак, бл*дь! Как ломанулись, бар-раны… Рагима толкнули, прямо на кирку, да ещё и пробежали по нему, ур-р-роды… по-моему печень задело.

Кавуз передёрнулся. Вот дурная смерть! Хотя, может, рыжая Шура справится?

— Медичка же есть, — поделился он своим соображением.

Пилсур хотел что-то ответить, но тут пошла перекличка, и колонна снова тронулась вперёд. Оказалось, что не дошли они совсем немного.

Зычный голос Лося объявил:

— Слушать сюда! За побежавших дураков взыскание на бригаду распространяться не будет, но норму все должны сделать полную. Кто не успеет — можете тут ночевать. Скидка только тем, у кого в бригаде раненые. Приступить.

Через час пришёл парень, которому не посчастливилось упасть на острие кирки. Справилась, значит, медичка!

Тяжелее всех пришлось ополовиненной бригаде Салима, на ужин они так и не пришли.

Бегунов оказалось около двадцати человек. Кавуз ждал, что вечером всех каторжан поведут на площадь для просмотра публичного наказания, но Бурый сказал, мол, нечего людей морозить — и отправил бригады в свои корпуса.

Всех, кроме штрафников.

Их крики доносились даже сквозь плотно прикрытые пластиковые окна. Потом вызвали дежурных и велели стаскать наказанных в пустой, специально открытый для этого дом. Там было нетоплено, а из мебели присутствовали только полы. Провинившихся, окровавленных, со свисающими со спины лоскутьями кожи, уложили на раскатанном по полу большом куске полиэтилена — чтобы не мешали своим воем остальным спать.

Не сказать, что уснуть после этого получилось легко.

Суббота

Утро началось с пещеры. Точнее, с построения в большом естественном зале сразу за входом. Вчерашних бегунов — судя по всему, подлеченных — привели и построили отдельно.

Бурый смотрел на «вверенный контингент» с ещё более возросшим скепсисом:

— Ну что, теперь мы точно знаем, сколько среди вас конченых дебилов. Я надеюсь, что остальные будут учиться на чужих ошибках, — по прищуренным глазам было понятно, что Бурый сильно сомневается в умственных способностях стоящих перед ним людей. — А чтоб вам легче думалось, скажу: не надо бояться неведомой херни, ребятки. Меня бойтесь. Я — точно есть. И я рядом.

И сказал он это так, что по спине словно холодом потянуло.

Следующая неделя была тяжёлой. Не сказать, чтобы в подземных коридорах было душно — всё-таки настоящие гномы строили, и вентиляция у них работала как надо. Но страх от висящего над головой камня притупился не сразу, да и к постоянному полумраку надо было ещё притерпеться.

Суббота была коротким, лёгким днём — только одна рабочая смена. Зато перед завтраком не просто поверка-перекличка, а большое построение.

За эти две недели строиться в маленькие прямоугольнички бригад (по четверо, в два ряда) научились даже самые тормозные, и этим субботним утром площадка перед пещерами заполнилась быстро. И тут Кавуз окончательно уверился, что следят за ними гораздо внимательнее, чем это на первый взгляд казалось. Для начала они увидели, что часть бригад выходит на построение с вещами (вплоть до постельного) и встревожились, что что-то пропустили, но многие были как и они — порожняком.

Бурый неопределённо посмотрел в их обеспокоенные лица и развернул несколько вчетверо сложенных листков.

— С этого дня порядок заселения меняется. Кого назову — строимся здесь, — начальник кивнул на линию напротив, — Номер один, без изменений. Живее лаптями шевелим. Номер два… — пошёл перечень имён, хмурые мужики со своими узлами вышли из разных бригади построились в новый прямоугольник. — Номер три, без изменений. Номер четыре…

Подошёл и навис над Бурым Лось со свёрнутой в кольцо плетью. Движение, и без того быстрое, ещё ускорилось. Кавуз отчего-то с облегчением услышал свой номер и «без изменений», хотя, казалось бы — какая разница? Но как-то привык он уже к своим парням, да и они притёрлись, старались поддерживать друг друга, дурака никто не валял и фокусы типа Салимовых не выкидывал. Их, затем девятая и десятая бригады торопливо перешли на новую линию, Дальше началось формирование одиннадцатой бригады, и Кавуз только теперь понял: всех лентяев и халявщиков, хитрецов, норовивших проехаться за чужой счёт, оставляют напоследок. И не он один допёр. Дошло и до стоящих в редеющем строю, они начали озираться, коситься друг на друга. Наконец осталось не больше трёх десятков мнущихся вразброс человек. Бурый махнул бумажками в сторону распределённых:

— На заселение пять минут — и на завтрак. Пошли! — и не дождавшись, пока площадь до конца очистится обернулся к оставшимся: — С вами разговор другой будет…

Какой такой будет разговор — Кавуз уже не услышал, но приятного явно не предполагалось.

17. СВОИМ ЧЕРЕДОМ

ОСЕНЬ КОНЧИЛАСЬ

А тридцать второго ударил мороз, и порталом пришли мастера-гномы. Подгорные коридоры сразу наполнились светлячками разбросанных повсюду фонариков-шаров, а вместе с темнотой куда-то исчезли страхи, и даже нависающая над головами многотонная тяжесть как будто сделалась прозрачной.

35.06 (октября). 0055, южные границы Серых Земель

Андалеб

Вот уже несколько дней его терзали смутные предчувствия. Самое мерзкое, что были они невнятными, и не обретали чёткость даже во сне. Обычно ему удавалось поймать этот момент на границе пробуждения, когда образы ещё не успели размыться, опознать людей, место или предмет, на который стоило в жизни обратить внимание, но не сейчас. Сны были наполнены туманом, в котором он блуждал в мутном томлении, не находя ни выходов, ни ответов…

Три дня как промозглый дождь сменился слабым, но всё более подрастающим морозцем. Чёрная грязь дорог наконец схватилась мёрзлой коркой, похрустывающей под копытами лошадей.

Андалеб выругался сквозь зубы. Чего стоило заставить этот сброд, который кто-то издевательски назвал отрядом, выступить в сторону нового баронства! Они словно позабывали, зачем собрались, бахвалясь друг перед другом выдуманными подвигами и упиваясь до нечеловеческого состояния. Некоторые его методы борьбы с похмельем оказались непопулярны, и кое-кто теперь старался держаться от него подальше. Ему было наплевать. Туман, белый как молоко туман из снов, из которого не было выхода — вот что беспокоило его по-настоящему. Остальное — мелочи…

Баронство Денисова, 02.07 (декабря).0055

Палыч

Две недели позднеосеннего предзимья обернулись не бурями, а нудным промозглым дождём. Палыч сто раз порадовался, что внутренний двор успели частично замостить, по крайней мере, между зданиями можно было перемещаться, не боясь увязнуть в грязи. К концу первой недели небесного хлябанья любой сошедший с дорожки рисковал ухнуть в грязную жижу по колено. Не-е-ет, правы гномы: не стоит торопиться, нужен качественный дренаж!

Орки вслед за гномами ушли в отпуск, оставив в крепости пару дежурных, сменявшихся раз в сутки, во время доставки из Серого Камня провизии, но как только непогода закончилась и установился сухой мороз, разом явились и начали с удвоенной энергией «пасти пришлых» в окрестных, прозрачных по зиме буковых лесах.

И вот сегодня наконец-то дождались!

Точнее, дождались уже четыре дня как, когда посыльный прискакал в крепость с известием, что на подходе большой отряд — не то что бы сильно жирный, скорее средненький, но какой-то лохматый — однако, тянется точно на новую крепость. Человек триста! Всё веселее.

Палыч просил по возможности в драку не лезть, а подождать, пока с пришлыми не поговорит Джума. Зачем это было надо — он и сам не вполне отдавал себе отчёт. Но чувствовал, что так будет правильно, и (если переговоры пройдут успешно) будущее может сложиться приятнее и интереснее. Это объяснение звучало совершенно иррационально, но другого не было. Да и нужно ли оно было в магическом мире?

Орки утешились тем, что скрытно пасти вражеский отряд — тоже дело занятное, и с энтузиазмом включились в игру. Степняки ползли неожиданно медленно, вместо предполагаемых трёх дней аж четыре с половиной.

Ползли-ползли — и доползли.

Джумагулы получил коня, тёплую одежду и выдвинулся навстречу своим (как предполагалось) соплеменникам.

Андалеб

Лес тут был уже хоженый, зверья почти не попадалось. Разве что дятел время от времени разражался настойчивой дробью.