Я кивнул. Так оно и есть: будучи психологом-криминалистом, я все это изучал. Одна из базовых парадигм.

— В последние годы археологи все чаще находят свидетельства войн и насилия в самые ранние периоды предыстории, — продолжал Гектор дель Кастильо. — Находки все более древние: двадцать семь связанных жертв, Кения, возраст — десять тысяч лет, дети и женщина на поздних сроках беременности, избитые и пронзенные стрелами, буквально истерзанные в клочья. Если обратимся к Средним векам, треть населения погибает насильственной смертью. Вы понимаете, что означает эта статистика?

— Все мы происходим либо от жертв, либо от убийц, — проворчала Эстибалис.

— Именно. Если одна треть была убита, значит, другие две трети убивали. Мы все потомки тех, кто пережил детство и успел оставить потомство до наступления смерти, в каком бы возрасте она их ни настигла. Вполне можно предположить, что в своих ДНК мы несем гены как людей, которые погибли насильственной смертью, так и тех, кого они убили.

Слова Гектора накрепко засели у меня в голове. Они угнездились по соседству с главным опасением, поселившимся во мне с того проклятого дня, как Альба рассказала про свою беременность: очень возможно, что нам предстоит воспитывать дитя социопата Нанчо.

У Тасио также имелись черты нарциссической психопатии: обостренная эгомания, отсутствие эмпатии, склонность к манипуляции, природное обаяние, направленное на достижение выгоды. Все это в его случае было не чем иным, как навязчивой жаждой социального признания.

Будущее меня ужасало: нам с Альбой придется воспитывать ребенка, с детства стараясь выявить в нем психопатические черты. Мне хотелось нормальной семьи с любимой женщиной: желанные дети, вылазки в горы по воскресеньям, выходные в Вильяверде или в Лагуардии…

На мой взгляд, не так уж много.

Самая обычная жизнь.

С другой стороны, если двое других братьев из этой тройни явно страдали психопатическими чертами или развитой психопатией, Игнасио был живым примером ее непсихопатического сегмента. Он вырос в той же среде, что и Тасио, унаследовал те же гены, но не унаследовал психопатический характер. Он сделал свой выбор: быть сострадательным, честным, прямым. Быть цельным. Высоконравственным человеком, отличным полицейским.

Во время учебы на психолога-криминалиста я следил за спорной дискуссией о генетической обусловленности психопатии. Не было выделено ни одного гена, который отвечал бы за образование психопатической личности, однако считается само собой разумеющимся, что психопатии способствуют именно гены. При этом изучение близнецов свидетельствует о том, что социализация и факторы окружающей среды оказывают не меньшее влияние, чем гены.

Но слова Гектора о том, что в родословной каждого из нас присутствует убийца, немного утешало мои терзания, которые преследовали меня после визита Альбы в мой дом: смогу ли я воспитывать ребенка, понятия не имея, что это за человек.

Время летело незаметно, Эстибалис с присущей ей бойкостью задавала вопрос за вопросом, Гектор терпеливо разрешал ее сомнения, но я находился далеко от этого музея в горах.

Я был в своем подъезде рано утром во время праздников Белой Богородицы, где, возможно, зачал еще одного Лопеса де Айялу.

Я был на вершине Сан-Тирсо октябрьским утром, сам не зная о том, что спасаю чью-то жизнь.

21 ноября 2016 года, понедельник

Гектор отправился проводить нас до музейной стоянки. Моросил дождь, и небо, сколько хватало глаз, было обложено тучами. На прощание он протянул нам красный зонтик с логотипом музея и спросил, нет ли у нас больше вопросов.

— Держите меня в курсе расследования, — сказал Пауланер, прежде чем усесться в машину и отправиться в полицейский участок Сантандера.

На прощание он обнял меня и посмотрел мне в глаза с сочувствием и жалостью, словно я был безнадежно больным, что было мне, надо заметить, не слишком приятно.

«Что ты думаешь о Гекторе?» — написал я Эсти, как только мы сели в машину.

— Кажется, я влюбилась, — со вздохом ответила она, проводив его взглядом.

Я сделал вид, что возмущен, и, слегка подтолкнув ее локтем, написал не без некоторого любопытства:

«Инспектор Гауна, неужели вам не хватило летнего флирта за барной стойкой?»

Эстибалис держала меня в курсе своей личной жизни после разрыва с Икером, своим давним бойфрендом. Все лето и часть осени она практиковала здоровую распущенность, деталями которой делилась со мной восторженно и одновременно равнодушно. Иногда я опасался, что Эсти сменила одно пристрастие на другое, следуя схеме токсикоманов. Во всяком случае, никакого влияния незаконных веществ в течение последних нескольких месяцев я в ней не замечал. Я наблюдал за ней, но все было в норме. Она казалась здоровее, чем обычно — больше, чем когда-либо, — занималась горным туризмом, все время где-то бывала, у нее появились друзья, с которыми я не был знаком.

Ну и отлично, ей же лучше.

— Гектор — не тот человек, с кем можно замутить летний романчик, — заметила Эсти, посерьезнев. — Ты опытный психолог и должен это понимать. И вообще, хватит фантазий, какими бы соблазнительными они ни были. Сейчас я говорю с психологом-криминалистом. Итак, что вы думаете о том, что мы только что слышали, инспектор Кракен?

Я задумался. Гектор дал нам слишком много информации для размышления.

«Все это очень интересно. Пока что линия расследования ведет нас к Тройной Смерти, за исключением того, что обе жертвы не имели признаков сожжения. Думаю, если первое убийство было совершено тем же преступником более двадцати лет назад, тогдашний ритуал был менее сложным и более небрежным. Тот факт, что убийца забрал тело, говорит о страхе быть пойманным: видимо, что-то могло его выдать. Но я пока не уверен, что это работа одного и того же парня», — написал я и показал Эсти экран.

— Итак, Унаи, теперь с тобой говорит эксперт по виктимологии. Две незамужние беременные женщины подвешены за ноги в исторических местах поклонения, связанных с кельтскими водными ритуалами, в двух соседних провинциях, и… и что самое главное: жертвы знакомы, потому что двадцать четыре года назад три недели работали в археологическом лагере в кельтской деревне. Что бы тебе ни казалось, оба преступления и обе жертвы как-то связаны. Я ничего не сказала помощнику комиссара Сальватьерре о том, что ты знал убитых женщин, потому что не хочу связывать эти два преступления официально, пока у нас не появится твердая версия. Но я не собираюсь играть на доверии, которое сложилось у нас с Альбой, чтобы и дальше покрывать тебя. Я хочу, чтобы ты сам, своими словами объяснил Альбе, что был в том же лагере, что и две убитые.

«Сделаю это в ближайшее время. Я не хочу тебя подставлять. Позволь мне только самому выбрать время. Обещаю: когда вернемся, я поговорю с Альбой».

Прочитав мои слова, она удовлетворенно кивнула и торжественно произнесла: