– Мне жаль, что вы столь многое потеряли, но здесь вы желанные гости, – объявил он. – Среди нас уже много лет не появлялись новые лица. Постарайтесь успокоиться. В том, чтобы вести себя подобным образом, нет никакого смысла.

Я осторожно приблизился к нему, стараясь не показывать страха и, приветствуя его, говорить так твердо, как только смогу. Ко мне он, похоже, отнесся с большим сочувствием, чем к Кэтрин. Позднее я выяснил: он терпеть не может бурные проявления эмоций, так что поначалу мы произвели не очень-то благоприятное впечатление. – И Кэллум улыбнулся мне печальной улыбкой.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но у меня не очень-то получилось. Все это было слишком странно, слишком чудовищно и слишком… невероятно. Но он рассказывал это с такой страстью, что я ни на секунду не усомнилась в его словах.

– Эти люди проводили нас внутрь собора и объяснили, что с нами произошло. – Он снова замолчал и посмотрел прямо мне в лицо. – Насколько им стало известно, все они были людьми, утонувшими в реке Флит. Как и мы.

Я уставилась на него непонимающим взглядом.

– Но… но ты же сказал, что бросился в Темзу. И, ради бога, где именно находится эта самая река Флит?

– Именно таков оказался и мой первый вопрос. Флит когда-то была большой рекой, которая текла из Хэмпстеда и впадала в Темзу, но с годами ее постепенно застроили, и теперь на ней стоят здания и проходят дороги. В наше время она почти совсем не видна.

Я продолжала вопросительно смотреть на него:

– Но тогда как же…

– Я понимаю, – перебил он, – все это ужасно чудно. Похоже, вся вода, которая еще течет по реке Флит, вливается в Темзу через водопропускную трубу, находящуюся точно под мостом Блэкфрайерз. Когда я схватился за лестницу и подтащил к ней сестру, я перенес нас обоих из Темзы в более теплые воды Флита, и этого оказалось довольно. – Он опять сделал паузу и посмотрел на меня перед тем, как опустить глаза. – Что-то в этой воде, какое-то ее свойство не дает тебе умереть сразу. Вместо этого ты застреваешь в том чудовищном полубытии, в котором я пребываю сейчас.

Так что мы с Кэтрин не были ни живыми, ни мертвыми, мы просто зависли между двумя мирами. Но хуже всего то, что нам было суждено существовать вечно с тем чувством обреченности, которое мы испытывали, когда осознавали, что тонем. Нечто, содержащееся в водах реки Флит, обрекает нас чувствовать себя глубоко несчастными, до самого скончания времен.

Меня возмутила несправедливость всего этого.

– Но ты же пытался спасти жизнь другого человека. Разве это справедливо?

– Поверь мне, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать этот вопрос. Зато, – тут он неожиданно издал короткий смешок, – все остальные на самом деле жалеют, что я оказался среди них. Похоже, поскольку в тот момент, когда утонул, я был так твердо уверен, что спасусь, я чувствую себя далеко не таким несчастным, как все остальные. Они никогда прежде не имели дела с более или менее довольным Зависшим. И просто не знают, что со мной делать.

– Зависшим?

– Так мы называем несчастных, застрявших в этом нашем полубытии, не находясь ни среди мертвых, ни среди живых.

– Выходит, вы обречены провести вечность, борясь с чувством глубокой несчастности? Неужели у вас нет никакого выхода? – Говоря это, я пыталась скрыть испытываемый мною ужас.

– Что ж, это весьма интересный вопрос, – признал он. – Именно его я задал одним из первых. Ключ ко всему этому вот здесь.

И он поднял руку к моему лицу, чтобы я увидела амулет на его запястье. Камень переливался и играл в солнечном свете.

Я вопросительно подняла брови.

– В твоем амулете? Но как?

– Когда мы познакомились с остальными, они показали нам их. Все время, пока мы с Кэтрин блуждали по городу, амулеты уже надели на нас, мы просто не осознавали этого, потому что они были скрыты под нашей одеждой. – Он замялся. – Их невозможно снять, они не снимаются; я, например, свой даже не чувствую. Он как будто стал частью меня.

Эти слова вызвали у меня приступ паники.

– Значит, и мой амулет сделает то же самое со мной? – прошептала я. – Не следует ли мне снять его, пока я еще могу это сделать?

– Не знаю. – Его голос был тих, и в нем звучала тревога. – Думаю, поскольку ты получила амулет не обычным способом, не так, как мы, с тобой не случится ничего дурного, но этот вопрос я еще не решился задать никому.

Он отвел глаза, как будто не смея встретиться со мной взглядом.

– О, – выдала я вполголоса, удивленная как тем, что он сказал, так и его странной реакцией. Казалось, он что-то скрывает, что-то про амулет. – Так почему же они есть у всех вас? – спросила я. – Вы пользуетесь ими, чтобы общаться с другими Зависшими?

– Да нет. То есть… ну немного; мы чувствуем, когда кто-то из нас рядом. Так остальные узнали, что мы скоро придем к собору. – Он украдкой бросил на меня взгляд, потом снова отвел глаза.

– И это все, что делают амулеты? – подтолкнула его я, проводя пальцем по своему браслету. Сейчас он выглядел безвредным, поверхность камня была спокойна.

По его лицу стало видно, что в нем борются противоречивые чувства. Это явно самый важный вопрос, и было очевидно, что ему ужасно не хочется на него отвечать. Мы несколько секунд просидели молча, пока он боролся с собой. Наконец он откашлялся, словно приготовившись произнести речь.

– Мы пользуемся нашими амулетами… – Он снова замолк, потом, видимо, пришел к окончательному решению. – Мы пользуемся амулетами, чтобы забирать у людей радостные мысли и счастливые воспоминания, – торопливо выпалил он. – Если мы перестаем делать это регулярно… – его голос понизился до шепота, – то впадаем в состояние невероятной тоски.

Он понурил голову, словно ему было стыдно.

Он явно чего-то недоговаривал – то, что он сказал, было совсем не так ужасно. По правде говоря, я чуть не рассмеялась – так нелепо это звучало, – но вид его понуренной головы остановил меня. Стало очевидно, что он считает это очень серьезным.

– По-моему, в этом нет ничего такого уж плохого, – небрежно сказала я. – Люди ведь не замечают, если вы забираете у них копию того, что содержится в их голове, а если они ни о чем не подозревают, то это же не может причинить им вреда, разве не так?

Он поднял голову и посмотрел мне в лицо затравленными глазами.

– Ты не понимаешь. Мы – и я – не просто снимаем копии. Мы полностью забираем у людей счастливые воспоминания. Мы их воруем.

Я почувствовала, как от потрясения у меня отвисает челюсть.

Но я быстро взяла себя в руки.

– Стало быть, вы забираете у людей их счастливые воспоминания навсегда, чтобы не чувствовать себя несчастными?

– Да, – тихо прошептал он.

– И как, вам удается сохранить воспоминания? Эти мысли? Вы знаете, в чем они состоят? – Я внезапно вспомнила собственные мысли о нем и вновь услышала, как он говорит, что не может читать их. – Ты сказал, что не можешь знать, о чем я думаю.