зато готов перевести сотни миллионов на его счет. Это, по-твоему, что? Не ложное ожидание? Тогда, может, безумная беспечность?

Артем хмыкает и качает головой.

— Если технологии обошли тебя стороной, подтяни знания в этой области. Мне не надо посещать завод. Директор До был там и вел трансляцию. И я общался с владельцем завода не один и не два раза через видеоконференцию. Все документы проходят через юристов.

Он всерьез это говорит? По мне, этого недостаточно.

— Однако. Ты снова меня удивляешь. Неужели тебе не все равно, получится у меня или нет?

— Мне все равно. Но я не хочу напрасно вкладывать силы в то, что изначально обречено на провал.

— В тот раз ты тоже, получается, «напрасно вкладывала силы», — Артем выдерживает паузу и участливо доканчивает: — Жалеешь?

Я вдруг ясно понимаю, что, несмотря на небрежный тон вопроса, ответ глубоко важен. Под толщей уверенности прячется обыденный страх, вмещающий всю ту уязвимость, которая для большинства мужчин сродни позору. Как просто сейчас выбить опору. Но на жгущее чувство реванша накатывает волна жалости.

— Нет, — бесстрастно говорю я. — У меня был хороший бонус. Перекрыл потерянное время.

— Но сейчас этот бонус у другого человека.

— Пусть пользуется. Ей нужнее.

Артем вдруг заливается смехом.

— Какая наглая жестокость, а я так мечтал, чтобы ты была благодарна мне по гроб жизни.

— Обещаю, что приколочу благодарственную табличку тебе на надгробие, — растягиваю я губы в злорадной улыбке.

— И порыдаешь хотя бы для приличия?

— В отношении тебя у меня нет этого недостатка.

Я произношу каверзу прежде, чем до меня доходит смысл. Артем схватывает быстрее. Его глаза расширяются, он придирчиво рассматривает меня, ища то, что обязан увидеть на лице. Но потом, как после свершившегося приговора, темная волна спадает и снова ясный штиль.

— Ну вот, злость делает из тебя настоящего противника. Сразу приятно иметь дело.

Голос теперь совсем другой, наплывает как тихий туман, втягивает в себя. Завороженная переменой, я поднимаюсь. Немигающий взор обертывает тело мелкоячеистой металлической сетью. Я разлепляю губы и мрачно спрашиваю:

— Артем. Чего ты хочешь от меня?

Он говорит не сразу. Но отвечает со всей серьезностью:

— Могу сказать, чего от тебя не хочу. А не хочу я, чтобы ты меня разочаровала. Во второй раз.

Сеть врезается в легкие.

— Если ты в чем-то разочаруешься, это твоя проблема, — почти выплевываю я. — Не моя.

Артем кивает.

— Умница. Теперь почти в десятку.

Он стоит неразумно близко. Потом резко шагает назад и возвращается на свое место. Режущие звенья пут потихоньку рвутся, я снова вздыхаю и, опустившись в кресло, смываю кофейной горечью полынный привкус во рту. Так, страница, карандаш, пустой документ на экране. Следующие часы мы не произносим ни слова.

Когда я возвращаюсь после обеда, проведенного в компании Романа, в кабинете пусто. Без Артема работа спорится: мыслям не на кого отвлекаться. Я ныряю в глубину бумаг, как опытный аквалангист с лучшим снаряжением. Лексикон расширен настолько, что можно переводить без постоянных вылазок в словарь.

Краем уха слышу волны шума за дверьми. Море голосов, смеха и шагов волнуется, то накатывая на дверь, то стихает. Потом наступает тишина.

Когда слова начинают расплываться, откидываюсь назад и, мыском туфли отворачиваю кресло от стола, подчеркивая, что на сегодня все. За окном рассыпается огнями улица. Встаю, потягиваясь, — от долгого сидения хрустят суставы.

Я рассматриваю дорогу с разбегающимися по домам машинами. Асфальт подозрительно обильно искрит желтым. По небу пробирается чернота, подъедая бледнеющую синь, а на горизонте поверх ломаной крыш толкутся полоской тучи. Где-то там за множественными слоями домов и моя квартирка. Пора вызывать такси и отправляться спать. От выплывшего образа кровати, свежей и гладкой, мышцы окончательно наполняются вялостью. Рот сводит от желания зевнуть. Едва я подхватываю телефон, как слышатся шаги, а следом открывается дверь.

— Все работаешь, — с укором говорит Артем. — У тебя уже глаза как два иероглифа.

— Какие? «Пошел вон»?

Вторую фразу я произношу на китайском, но Артем не подхватывает остроту. Наоборот, в его глазах то ли жалость, то ли усталость.

— Если твой мозг еще может дерзить, значит, не все потеряно.

— Нет, все уже потеряно, как минимум до завтрашних девяти утра.

Я хватаю сумку и двигаюсь к выходу.

— Лиза, я не рабовладелец, — разводит руками Артем, пропуская меня. — Наоборот, приехал, чтобы тебя выгнать. Ты нервируешь охранников. В этот раз они не стерпели.

— Странно звучит, но сейчас наши желания совпали. Сама чудовищно хочу выгнать себя отсюда. Прямо домой.

— Тебе надо проветриться. Ты нужна мне в трезвом уме и полной сил.

Артем следует попятам, и это угнетает. Мы одни в этих стенах. На этом этаже точно. Не ожидала, что его встречу сегодня. Дыхание за спиной заставляет наддать ходу, и коридор мы пролетаем в миг. Со стороны наш забег, наверняка, похож на преследование.

— Поэтому я и отправляюсь спать, — мимоходом сообщаю я, нажимая кнопку лифта.

Двери открываются без запинки, светлая хромированная кабина за несколько секунд готова избавить здание от заработавшихся.

Охранник провожает меня нелестным взглядом, но с теплотой прощается с Артемом, мастерски отыгравшем роль спасителя.

На улице тепло и сыро. Все же шел дождь. По слюдяному асфальту, не торопясь, идут прохожие, будто темнота выбила из них необходимость спешки.

Я закрываю глаза и вдыхаю тяжелый бензиновый воздух. Этот парфюм Москва носит неизменно. Не хочу видеть Артема. Как будто если я его не вижу, значит, его нет. Это по-детски, но вступать с ним в баталии силы кончились, едва я покинула офис.

— Идем пройдемся, — говорит рядом улица голосом Артема.

— Иди пройдись, — отвечаю я. — Я хочу домой.

— Полчаса перед сном, — настаивает улица.

— Зачем? Чтобы мне снились кошмары? Я и так провожу целые дни рядом с тобой. Оставь в покое хотя бы мой вечер.

— Я не буду тебя подкалывать. Даю слово.

— Почему? Боишься, что сбегу?

Смешок.

— Нет. Просто знаю, когда следует остановиться.

— Это благородно, — соглашаюсь я. — И совершенно не про тебя. У тебя нет стоп-крана. Пока ты не добьешься чего хочешь, ты не останавливаешься. И сейчас тебе просто от меня что-то надо.

— Ты права. Надо. Хочу предложить тебе поесть. Что бы ты обо мне не думала, я умею быть благодарным.

«Что бы я о тебе не думала…»

Вот как.

— Я бы предпочла вообще о тебе не думать, — искренне вырывается у меня, и плевать, какой смысл в словах он будет искать.

Но как ни странно, я не слышу в ответ едкости. Может, и правда, если оба захотим, то в силах говорить, как обычные люди.