Открыв глаза, Отец Рождество понял, что лежит на холодном кухонном полу. С потолка над ним свешивался большой окорок.

Следующим, что увидел Отец Рождество, был очередной половник в руке склонившейся над ним судомойки. Щеки у неё были румяные и круглые, как яблоки, и делались только круглее от того, что волосы она собирала в тугой пучок на макушке. В глазах судомойки мерцали искорки. Отец Топо как-то сказал Отцу Рождество, что доброго человека всегда можно узнать по искоркам в глазах. Хотя у этой женщины искорки были довольно сердитые.

– Ты кто такой? – спросила она. – И зачем шастаешь тут посреди ночи в штанах, которые на тебе еле сходятся?

Что-то в словах судомойки, точнее, в том, как они были произнесены, расположило к ней Отца Рождество. Он понял, что от этой женщины правду скрывать не нужно. Конечно, она только что сбила его с ног половником, но у неё было лицо человека, которому можно доверять.

И потому он честно ответил:

– Я Отец Рождество.

– А я тогда Крёстная фея, – рассмеялась судомойка.

Отец Рождество широко улыбнулся.

– О! Здравствуй, Крёстная фея.

Судомойка рассмеялась ещё громче. Было приятно слышать чей-то смех в подобном месте.

– Ты что, в самом деле поверил, будто я Крёстная фея?

– Но ты же сама так сказала.

– Ну так вот, я не она.

Теперь рассмеялся Отец Рождество. Он уже и забыл, что люди бывают довольно забавными.

– А я действительно Отец Рождество. Только никому не говори.

Женщина пришла в замешательство.

– Тогда зачем ты мне об этом сказал?

– Не знаю. Но это чистая правда.

– И зачем Отцу Рождество подглядывать за судомойками, когда он должен разносить подарки?

– Это долгая история, – вздохнул Отец Рождество.

Судомойка внимательно на него посмотрела. Она в жизни не видела человека, которому бы ей так хотелось поверить. Но всё-таки… Отец Рождество? По слухам, он облетел весь мир за одну ночь. Разве толстяк с белой бородой на такое способен?

– Сделай что-нибудь волшебное, – попросила она. – Угадай, как меня зовут.

Отец Рождество задумался и потёр шишку на лбу.

– Понимаешь, уровень волшебства сейчас критически низкий. Вот почему я здесь.

– Это всё отговорки. Назови моё имя.

– Дженни?

– Нет.

– Лиззи?

– Нет.

– Роуз?

– Не-а.

– Хэтти? Мейбл? Виола? Седрик?

– Нет, нет, нет. А Седрик – вообще мужское имя.

– Ах да, точно. Прости, увлёкся.

Судомойка нахмурилась.

– Что-то мне не верится, что ты Отец Рождество. Даже в куске угля больше волшебства. А теперь, если позволите, сэр, мне надо работать. Мистеру Мору не понравится, что я стою здесь и чешу языком. Особенно раз ты называешь себя Отцом Рождество. Он нам обоим кишки на подтяжки пустит.

– Мистер Мор думает, что меня зовут мистер Чудовс и я прибыл с ночной проверкой по поручению самой королевы Виктории. Но я сказал тебе правду. Я ищу девочку. Без неё не получится спасти Рождество… Понимаешь, всё дело в надежде. Мне нужна девочка, которая два года назад надеялась сильнее всех.

И он посмотрел в лицо судомойки. Сердитые искорки в её глазах потихоньку сменялись добрыми. Возможно, Отец Рождество слишком много времени провёл вдали от людей, но он вдруг почувствовал, что немного влюбился в эти глаза. Во всяком случае, в груди у него потеплело. Это было странное чувство, странное и волшебное. А он давненько не испытывал ничего волшебного. Этого волшебства хватило на то, чтобы имя, которого он в жизни не слышал, внезапно всплыло у него в голове.

– Мэри Этель Винтерс!

Судомойка ахнула.

– Я никогда никому не говорила своё второе имя.

– День рождения – 18 марта 1783 года. И ты всегда добавляешь сахар в кашу, чтобы она стала более съедобной.

Женщина не верила своим ушам.

– Поразительно.

– В детстве твоей любимой игрушкой был кукольный сервиз. А куклу звали Мейзи, в честь бабушки.

Теперь судомойка побледнела.

– Откуда ты всё это знаешь?

– О, это простое чудовство.

– Чудов… что?

– Особое волшебство, Мэри. Основанное на надежде.

– Ты странный человек, – медленно проговорила она. – Я вижу это по твоим штанам.

Отец Рождество посмотрел на окорок, который болтался под потолком.

– Я думал, здесь едят одну жидкую овсянку.

– Это окорок для мистера Мора. Для него, мистера Хромуля и его друга-констебля. Остальным даже смотреть нельзя.

– Всё в порядке, мистер Чудовс? – донёсся от двери голос мистера Мора.

– Да-да. Я просто заглянул на кухню, чтобы задать пару вопросов судомойке.

– Лёжа на полу? – В голосе мистера Мора явственно слышалось подозрение.

По лицу Мэри было видно, как она боится, что Отец Рождество скажет правду.

– Я поскользнулся, – ответил тот. – Пол такой чистый, что у меня ноги разъехались.

Мистер Мор обежал взглядом кухню и остановился на мешке с сахаром, который стоял за плитой.

– Миссис Винтерс, я надеюсь, вы не добавляли сахар в овсянку. Кажется, мы с вами это уже обсуждали.

Мэри нервно переступила с ноги на ногу. Как и прочие обитатели работного дома, она до смерти боялась мистера Мора.

– Я как раз говорил миссис Винтерс, что сахар в овсянке свидетельствует о её преданности своему делу, – вмешался Отец Рождество. – И я собираюсь дать вашей кухне высшие оценки.

Мэри улыбнулась Отцу Рождество одними глазами, а ведь все знают, что это лучшая из улыбок. И в груди у Отца Рождество снова потеплело.

Отец Рождество поднялся с пола.

– А теперь, если вы не против, мистер Мор, я бы хотел задать судомойке ещё несколько вопросов по поводу… – Он огляделся и увидел на полке брусок масла. – По поводу масла.

– Масла?

– Да. Масло нужно хранить определённым образом.

– Я буду ждать вас снаружи, – с плохо скрываемым раздражением ответил мистер Мор. – Могу я осведомиться, как долго продлится ваша инспекция?