Потом начала в бешенстве колотить по ней кулаками.

Бах, бах, бах!

Но она ничего не могла поделать. И костлявая, пахнущая окороком рука мистера Мора снова легла ей на плечо.

– Выхода нет, – сказал он, дьявольски усмехаясь.

Бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах, бах…

Амелия сдалась.

Мистер Мор удовлетворённо кивнул.

– Теперь ты будешь сидеть в подвале, пока не забудешь, как выглядит солнце.

В столовой было слишком шумно, чтобы Отец Рождество мог посвятить Амелию в свои планы. Пока весь работный дом гонялся – нет, охотился – за девочкой, он решил, что лучше всего поможет ей, если воспользуется случаем и незаметно ускользнёт.

Отец Рождество быстро прошагал по коридору, который вёл от мужского крыла к пекарне, и вошёл в зал, где в камине по-прежнему ревел огонь, а рядом с ним по-прежнему караулили мальчики.

– Что там происходит? – спросил высокий паренёк с крысиным лицом, державший в руках кочергу.

Отцу Рождество не пришлось ломать голову над ответом.

– Отец Рождество пробрался в столовую! Они пытаются его остановить. Скорее, ребята! Мистер Мор здорово разозлится, если узнает, что вы всё время торчали тут…

Мальчики побледнели и переглянулись. Затем молча кивнули и секунду спустя уже исчезли в коридоре.

Отец Рождество проглотил смешок, который, заблудившись в животе, лишил его ещё одной пуговицы на штанах. Однако, подойдя к очагу, он понял, что кое о чём не подумал. Разве можно забраться по дымоходу жарко растопленного камина и не превратиться в горстку пепла?

Пока Отец Рождество смотрел на пламя, пытаясь найти выход, из трубы ударила тонкая струя жидкости. Она текла и текла, медленно гася огонь.

Отец Рождество оторопело уставился на дымящиеся угли. Струя была жёлтой. Его осенило. Это же оленья моча! И, судя по цвету, облегчался в трубу Блитцен.

Камин в зале был большим, и дымоход у него был соответствующий. Отец Рождество подумал, что ему не понадобится много волшебства, чтобы подняться наверх. Согнувшись чуть ли не вдвое, он шагнул на шипящие угли и сунул голову в печную трубу. Стараясь не касаться мокрых стен, Отец Рождество закрыл глаза. Он отогнал прочь все мысли и начал старательно верить, что в действительности он на крыше со своими оленями. Через секунду он и в самом деле очутился там. Все восемь оленей стояли на крыше работного дома, и красные сани поблёскивали в лунном свете.

– Привет, мои хорошие! – радостно сказал Отец Рождество, забираясь в сани. Барометр надежды мерцал ярче, чем прежде. – Давайте поторопимся, нам нужно кое-кого выручить.

Хотя мистер Мор крепко держал Амелию, она видела, как с другого конца столовой к ней бежит Мэри. Судомойка грозно размахивала кастрюлей, раскручивая её, словно боевой молот.

– Остановите её, Хромуль! – рявкнул мистер Мор.

Мистер Хромуль послушно встал на пути у Мэри.

– Дорогу даме с кастрюлей! – прокричала Мэри, и кастрюля, завершив очередной оборот, врезалась Хромулю точно в лицо, отчего привратник улетел к противоположной стене. А Мэри подскочила к мистеру Мору.

– Опустите кастрюлю, миссис Винтерс, – холодно приказал он.

– Мисс! Я мисс Винтерс. Мне так и не встретился достойный мужчина.

Мистер Мор едва заметно кивнул мальчику с крысиным лицом, который подкрадывался к Мэри сзади. Тот метнулся и попытался вырвать кастрюлю у неё из рук.

– Ох, юный Питер, зря я добавляла сахар тебе в кашу, – сокрушённо сказала судомойка.

– Мисс Винтерс, надеюсь, вы сознаёте, что совершаете серьёзное преступление, – сказал мистер Мор. – Нанесение тяжких увечий кастрюлей! И это не говоря уже о натирании пола маслом и покушении на убийство при помощи окорока.

– Ну, вы-то разбираетесь в преступлениях, мистер Мор, – ответила Мэри. Ей наконец удалось выдрать кастрюлю у Питера из рук, и мальчик отлетел на пол. – Всё это место – одно сплошное преступление. Нельзя держать людей взаперти. Я на вас больше не работаю!

– Я спасаю людей, которые оказались на улице, – заявил мистер Мор.

– Вы наслаждаетесь властью, – парировала Мэри.

– Вы чудовище, – добавила Амелия, пытаясь освободиться от его костлявой руки.

– О да, я наслаждаюсь властью, которая позволяет мне очищать общество от грязи, – прорычал мистер Мор. – Поддерживать порядок, приучать к дисциплине и уважению! Так что ты, Мэри, отправишься в полицейский участок, а ты, Амелия… Что ж, по закону ты принадлежишь мне, как и всякий ребёнок в этом работном доме. И я посвящу свою жизнь тому, чтобы сделать каждый твой день как можно более несчастным.

– Чтоб ты сдох! – выплюнула Амелия. Никогда и никого она не ненавидела так сильно, как мистера Мора в тот самый миг. Чтобы выплеснуть кипевшую в ней злость, Амелия изо всех сил наступила ему на ногу.

– А-а-а-а-а! – взвыл мистер Мор, но хватку не ослабил. Напротив, он впился ногтями Амелии в руку и потащил её прочь.

Как вдруг…

От двери шёл шум. И Амелия определённо не имела к нему никакого отношения. Во-первых, её по-прежнему держал мистер Мор, а во-вторых, она смотрела вообще в другую сторону. Но мистер Мор тоже услышал.

– Что за чёрт? – нахмурился он.

БУМ!

Звук повторился.

Теперь стало ясно, что кто бы ни стучал по двери, он находится не внутри, а снаружи.

– Кто там? – раздражённо спросил мистер Мор.

Ответа не последовало, и мистер Мор подошёл к двери, волоча Амелию за собой.

Зря он это сделал: что-то твёрдое и острое проломило доски и ударило мистера Мора по голове. Перед глазами у него всё поплыло, и он осел на пол, выпустив Амелию и выронив трость.

– Что это было? – изумилась Мэри.

– Ходячее дерево, – с уверенностью сказал Хромуль.

Мистер Мор, пошатываясь, попытался встать.

– Это не дерево, идиот, – рыкнул он. – Это рога!

И тут дверь распахнулась. На пороге стоял Отец Рождество – в красном тулупе, в красном колпаке и с воинственно всклокоченной бородой. За ним виднелись олени и сани.

Все в зале громко ахнули. Мистер Мор подобрал свою трость и сумел-таки встать.

– Это Отец Рождество! – прошептал кто-то из детей, и его шепоток побежал по толпе, как сквозняк из неплотно закрытого окна.