подтверждён соответствующими показаниями, а не доказательствами, но в моей оборонительной риторике это не играет большой роли. Эмоции — всё, а реальные факты никому не нужны.

— Что?!! — практически ревёт Черненко.

— Статья выпущена исключительно на основании проверенных фактов, собранных следователем…

— Что⁈

— Под присмотром заместителя министра внутренних дел. Товарищ Чурбанов держит это дело на личном контроле.

— Чурбанов⁈ — Черненко превращается в Зевса, мечущего и громы, и молнии, и всё что под руку попадётся.

— Так точно, Юрий Михайлович Чурбанов. Генерал-лейтенант.

Теперь, если Черненко всё-таки станет когда-нибудь генсеком, по крайней мере, будет понятно, за что именно он законопатит Чурбанова в лагерь по явно притянутым за уши обвинениям.

— Каждый факт проверен и одобрен группой ответственных партийных работников, — блефую я.

— Что⁈ Какой группой!!! Кто велел⁈

Гурко непроизвольно поджимает губы.

— Статья одобрена товарищами, чьё мнение безусловно очень и очень ценно. И, честно говоря, я не могу понять, в чём именно проблема с этой статьёй. Вы же сами, выступая на последнем пленуме, говорили о непримиримой борьбе с явлениями, чуждыми духу социали…

— Закрой рот! — обрывает он меня. — Закрой свой рот!!! Кто был в этой группе⁈ Ты знаешь?

Он поворачивается к Гурко, и тот недоумённо мотает головой. Нет, будто говорит он, подозрительно, чтобы никто не известил нас… Как-то это не вяжется с нашим положением.

— Кто эти люди, якобы давшие добро на публикацию⁈

— Я вам не скажу, — спокойно выдерживаю я его взгляд. — Прошу прощения, но нет, я не играю в аппаратные игры, а просто делаю своё дело.

В этот момент я вру напропалую, но это неважно. Если между двумя толстыми ломтями правды намазать немножечко кривды, она будет проглочена как так и надо. Надеюсь, что будет.

— Делаешь своё дело? Думаешь, я не знаю, что ты схлестнулся с младшим Зевакиным из-за какой-то бабы⁈

— Ну, если вы так хотите поставить вопр…

— Поставлю, как захочу! И вопрос и тебя вместе с твоим вопросом и всю группу ваших товарищей!

Я едва заметно улыбаюсь, подавая ему сигнал, что, мол, зубы не сломай об эту группу.

— Речь, во-первых, идёт о моей законной супруге, а не о какой-то бабе. Для Зевакина все существа в юбках — это какие-то бабы, но не для нас же с вами…

— Что⁈

— Для нас институт брака является одной из важнейших гарантий морального состояния общества. Поэтому мы не можем прощать аморального поведения никому, невзирая на должности и заслуги…

— Ах, ты…

— Тем более, заслуг у него никаких и нет, по большому счёту.

— Что это за грязные намёки на покровителей и их разнузданное поведение? Это тоже Чурбанов раскопал?

— Это записано со слов главного героя статьи. Это он заявлял глядя мне в глаза, что ему нечего бояться, что у его папы есть друг, который полностью разделяет его порочную страсть.

Вру, он мне ничего такого не говорил. Да только с ним уже разбираться никто не будет. Не до подобных мелочей уже.

— То есть, есть ли в действительности такие покровители и кто они ты не знаешь⁈ Но, тем не менее, голословно, клеветническим образом вставляешь эту информацию в передовицу⁈

— Не хотел лезть, куда не надо, — пожимаю я плечами. — Но если вас этот вопрос интересует, сегодня же информация будет у вас!

— Не сметь! — приказывает он. — Не сметь больше лезть в это дело! Ты уже и так всё, что возможно изгадил своими грязными руками!

— Понял, Константин Устинович. Тем не менее, несмотря на вашу негативную реакцию, считаю, что тема затронута очень важная и актуальная. Сегодня подобные отвратительные и порочащие наш строй явления расцветают в атмосфере вседозволенности. Лично товарищ Брежнев высказал однозначное мнение о подобных деяниях и высказался за немедленное и решительное наказания конкретного этого человека. А вы прикрываете глаза на подобное, а все эти Зевакины…

— Пошёл вон! — заявляет Черненко тихим голосом. — И чтобы я тебя никогда больше не видел.

Я, конечно, с генсеком об этом деле не разговаривал, зато его зять кое-что сказал в общих чертах и получил суждение тестя. Не одобрение конкретной публикации, но вполне чёткое отношение к истории, затронувшей хорошего парня Егора Брагина и наказ разобраться и принять меры.

А Константин Устинович, похоже, теряет хватку. Увлёкся чрезмерно преследованием загнанной лани, да вот только лань оказалась не травоядной жертвой, а хищником.

— Вероятно, в Завидово мы, всё-таки увидимся, — говорю я. — Я уже не могу отказаться от приглашения Леонида Ильича на охоту.

Черненко, окончательно взявший себя в руки, просто показывает пальцем на дверь и идёт к своему рабочему столу.

— Марк Борисович, задержись ещё, — кивает он Гурко, а на меня больше не смотрит.

— Ну, Брагин, — хмыкает Гурко, заводя меня в свой кабинет. — Пошли. Я, конечно, рискую, что тащу тебя сюда. Наверняка уже полетели телефонограммы наверх, мол, Гурко Брагина к себе завёл. Но ладно, отобьёмся, правда? Если уж ты от неминуемой погибели отбился, то тут и говорить не о чем.

А ты, Марк Борисович, не иначе, как этой моей погибели и ждал, да? Ты ведь тот ещё друг, товарищ и брат.

Он подходит к столу, снимает трубку и крутит диск.

— Ирина Викторовна, добрый день… Брагин? Да, здесь он. Погоди-погоди. Позвони своему главному редактору и скажи, что товарищ Черненко выражает ему благодарность за принципиальную и бескомпромиссную позицию и будет рекомендовать на политбюро поощрить его за подобные действия.

Я не сдерживаюсь и разрешаю улыбке расплыться от уха до уха.

— Да, — продолжает он. — Первому секретарю можешь доложить, что он проводит правильную кадровую политику… Брагин? Да, скажу ему, хорошо. Всех благ. Всех благ.

Он вешает трубку.

— Новицкая очень просит, чтобы ты к ней заехал. И, хочу заметить, что на моей памяти с шефом никто так не разговаривал. Будто ты его начальник, а не наоборот.

— Ну, не преувеличивайте, Марк Борисович. Я ничего лишнего не позволил.

— Ну, да, если не брать в расчёт уверенность и тон, которым ты с ним говорил.

— И как это он так быстро поменял мнение?

— Ну, а что остаётся? Позвонил Суслову, а тот уже переговорил с Андроповым. Андропов, ясное дело, поддержал статью. Ты не думай, не из-за того, чтобы помочь тебе. У него